– А надолго сюда?
– Да нет, – Гурский придвинул к себе пепельницу и положил на стол пачку сигарет. – День-два.
– Лагман возьмите! – негромко пропела из-за стойки хорошенькая Аля. Дмитрий встал, подошел к стойке:
– Еще два по сто. Так мне почему-то кажется…
Поставив на стол тарелки с густым горячим супом, он принес еще по стаканчику водки и, приподняв свой, со значением изрек:
– Несвоевременно выпитая вторая – это бессмысленно выпитая первая.
– Колоссально. Сам придумал?
– Нет. Здесь услышал, в хорошей компании. Ви ха ё!
– В смысле?..
– За все хорошее, по-корейски.
– А… Ну, ви ха ё тогда.
– Слушай,– спросил Гурского Дмитрий, когда они поднимались по железным ступеням к Дому быта. – А ты где поселился?
– Да пока нигде. Здесь рядом, говорят, гостиница.
– А вот она. – Дима махнул рукой в сторону. – Прямо за танком. «Авача». Корбюзье… дорогу только перейти. Может, продолжим? Мы в семь закрываемся, и я свободен.
– Гурский взглянул на часы.
– Так тебе еще…
– Ты часы-то не перевел.
– В Хабаровске перевел.
– А тут еще на два часа нужно. Сейчас уже полшестого. Пойдем пока поболтаем, и я закроюсь. А там что-нибудь придумаем.
– Пошли.
Поднявшись по лестнице на пятый этаж, Гурский снял и оставил в комнате с ящиками куртку и заглянул в зал: посетителей нисколько не убавилось, контролер и смотрители бдели.
Время до закрытия выставки пролетело незаметно.
Без четверти семь Дмитрий принял от кассира выручку, заполнил какие-то бумажки и отпустил ее домой. Затем он ушел в зал и, проводив последнюю группу экскурсантов, погасил свет, попрощался с сотрудницами и запер железную дверь.
– Все, – сказал он вернувшись к Гурскому.– Рабочий день окончен. Сейчас я расходничек на Леву выпишу, он деньги пересчитает, и все.
– Ну вот, – Дмитрий вернулся минут через десять. – Только…
– Что?
– Да мы, понимаешь, прямо здесь и живем. Тут комнатка есть такая, маленькая.
– И что?
– Да Лев Израилич уже там спать укладывается.
– А не рановато? Может, приболел?
– Да нет. Он всегда так. Семь часов – рабочий день окончен, туда-сюда, поел и спать.
– А ты?
– Мыкаюсь. Чекушку иной раз за ужином, и ту в одиночку давить приходится.
– Это не жизнь. А он кто?
– Напарник. Мы по двое ездим.
– Ну хорошо, и что?
– Да вот я и думаю, где бы нам с тобой расположиться… – Дима задумчиво глядел на ящики.
– Слушай, – Гурский посветлел лицом. – А там нельзя?
– В зале?
– Ну…
– Вот ведь, а мне и в голову не пришло. Конечно! Короче, пошли…
Сходив в магазин, они внесли в экспозиционный зал небольшой ящик, накрыли его чистыми афишами, разложили закуску, придвинули банкетки, на которых отдыхали смотрители, и, будучи очень собой довольны, наполнили по первой.
