– Так уж и последнее… На ваш век хватит. И того, и другого, и третьего.
– Нет! – Волков мотнул головой. – Ваше отсутствие будет невосполнимо.
– В плане генофонда нации? – улыбаясь, хитро прищурилась Валентина.
– Именно! – кивнул Петр. – И вообще… Как это никто вас не провожает? А я? Родина вас провожает – в моем лице!
Он поднялся, подошел к стойке и вернулся к столу, поставив на него два бокала с коньяком и тарелочку с бутербродами.
– Нет-нет, что вы, я… – покраснела вдруг Валентина.
– И никаких «нет». Я настаиваю. Родина мне не простит.
Валентина подняла на него пронзительно-зеленые глаза:
– Где ж она раньше-то была…
– Так ведь… всего же не объять. Столько дел. За удачу! – Он поднял бокал.
– Спасибо вам, – она отпила глоток и поставила бокал на стол.
– Ну вот, а то как-то не по-людски.
– Позволите? – она показала глазами на пачку сигарет. Волков привстал и щелкнул зажигалкой.
– Спасибо. Я вообще-то не курю, но…
– А родители? Они как?
– Старенькие. Но у меня сестра с ними живет, так что… И потом, я же не на луну улетаю.
– Слава Богу! Сестра… на вас похожа?
– Да-а. Она у меня очень даже… Так что давайте, налаживайте тут душевное благополучие, если о генофонде нации печетесь.
– Ну, это процесс длительный, скрупулезный. Да и потом, нация-то, она хоть и под покровом Богородицы пребывает, но уж больно лукава. Злодейства как такового на дух не приемлет, а злодей отдельный, персонифицированный, ей тем не менее импонирует. Вот, например, Разин Степан Тимофеевич: год рождения утрачен, род занятий – лихой человек. Народ воспел его поступок – предумышленное убийство беззащитной девушки. Причем с отягчающими – ведь наверняка выпимши был. И утопил барышню, что твою Муму. Просто так, из озорства и бравады ради. А она ведь не Мума была. Хоть мне и собачку, бессмысленно убитую, жалко, но ведь тут – живой человек. У нее ведь тоже небось сердчишко-то билось в тот самый смертный час, как… А он ее – с особым цинизмом. Ибо на глазах всего «народа-богоносца». И народ воспел. Знай, дескать, наших. Он, Степан-то, конечно, много чего другого делал, вполне благородного, но песня-то, а? «И за борт ея бросает…» А Д'Артаньян? Любимый герой детворы? У этого же руки вообще по локоть в кровище. Ему же человека подрезать, опять же из озорства, ничего не стоило… А он – герой. А начальник Бастилии, вот и не помню, что характерно, как звали-то его, он – сатрап. Ему пенделя под зад, в кино показывают, и всем смешно и радостно. Почему, не задумывались?
