– А вы имеете право наряд выслать?
– Преступление тяжкое, дерзкое. Вы, возможно, важный свидетель…
– Хорошо. Давайте в аэропорту. В одиннадцать. Там, в зале отправления, справа – стойка бара напротив входа. Вот около нее.
– Это Пулково-два, что ли?
– Да. Как я вас узнаю? Вы что, в форме будете?
– Да нет. Зачем же. Я только буденовку на голову надену.
– Хорошо, – хмыкнула Валентина Олеговна. – У меня тогда в руках будет каравай. До завтра.
– Всего наилучшего. – Волков повесил трубку.
Достал из пачки сигарету и прикурил ее.
– Петя, – вошла в комнату Ирина. – Ты останешься?
– Конечно, – Петр поднялся с дивана. – Поедем куда-нибудь, поужинаем.
– А может, дома?
– Не трусь. Поехали. Тебе сейчас только с готовкой возиться…
– Да я вообще ничего не хочу.
– Надо поесть.
– Отец. Теперь вот – Виктор… А в меня промазали. Что им от нас надо?
– Разберемся. Поехали ужинать.
На следующее утро, категорически запретив Ирине выходить из дома и открывать дверь незнакомым людям, в том числе милиции, почтальонам, беженкам из горячих точек региональных конфликтов, просящим впустить их на минуточку, чтобы перепеленать смертельно простуженного младенца, голым, случайно захлопнувшим дверь соседям и разносчикам бесплатной сахарной ваты, Волков сел в машину и поехал в аэропорт.
С трудом найдя место для парковки, он наконец воткнулся на освободившийся пятачок, взглянул на часы, вышел, застегнул куртку и направился к стеклянным дверям.
У стойки бара, придерживая рукой багажную тележку со стоящей на ней большой дорожной сумкой, стояла высокая женщина. Копна ее ярко-рыжих волос спадала на воротник длинного черного кожаного плаща. Явно кого-то ожидая, она всматривалась в лица всех входящих.
Петр шагнул в ее сторону, поймав себя на том, что поступает чисто рефлекторно.
Даже если она и не бухгалтер Гольдберга, не сделать этого единственного невольного шага было бы попросту ненормально.
– Валентина Олеговна?
– Да, – улыбка чуть тронула тонкие черты ее лица. – А где буденовка?
– Я же не спрашиваю, где ваш каравай… Здравствуйте.
– Добрый день. Только учтите, у меня скоро самолет.
– Хорошо-хорошо. Я вас не задержу. Давайте присядем. Вам кофе? Еще что– нибудь?
– Нет, только кофе.
Петр расплатился, взял две чашки и поставил на белый пластиковый столик.
– Что вас интересует? – Валентина Олеговна, присев на стул, размешивала ложечкой сахар.
– А почему вы не спрашиваете, как погиб Гольдберг?
– Вы же сами сказали: «тяжкое преступление». Значит, убили. А как – для меня не принципиально, я не люблю кровавых деталей. И вообще… это ведь у вас ко мне вопросы. Давайте ближе к делу.
