Я знаком с гипотезами астромедицины, объясняющими это явление. Но, поверьте, теоретические рассуждения на практике помогают мало. Когда ребенок один входит в темную комнату, он знает, что бояться нечего, но все-таки боится. Когда вы один ведете планетолет и в узких смотровых щелях центрального поста видна над черной бездной неба россыпь неподвижных, бледных, немигающих и потому какихто мертвых звезд, вы отлично знаете, что бояться нечего, но все-таки испытываете - нет, даже не страх, а вот это смутное чувство очень близкой, но неизвестной опасности.
Ровно светится зеленоватый экран метеорного пеленгатора, безмолвствуют приборы моторной группы, тихо жужжит привод гирокомпаса, размеренно пощелкивает хронометр... Все привычно спокойно. Но гнетущее чувство надвигающейся опасности заставляет вас вновь и вновь проверять приборы и до боли в глазах вглядываться в черные прорези смотровых щелей.
А потом кончается вахта и где-то сзади раздается покашливание и веселый голос Шатова:
- Ну как, коллега, светопреставление еще не началось?
Два последних месяца нас преследовали неудачи. Случайный метеор разбил солнечную батареюс этого времени мы жили в полумраке. Отчаянно капризничали навигационные приборы. По нескольку раз Б лень тревожно выла сирена барографа, предупреждая, что где-то происходит утечка воздуха. В общем все это было закономерно. "Стрела" вынесла намного больше, чем предусматривали ее конструкторы.
Но мы продержались бы еще несколько месяцев. Случилось непоправимое. В трех топливных отсечках начала повышаться температура. Сжиженный атомарный водород быстро разогревался. Это означало, что атомы водорода соединяются в молекулы, выделяя тепловую энергию. Реакция ускорялась, превращаясь в цепную. Поглядывая на шкалу топливного термометра, Шатов декламировал:
Я побывал на самом дне глубин.
Взлетал к Сатурну. Нет таких кручин,
Нет тех сетей, чтоб я не мог распутать...
И мрачно добавлял:
- Впрочем, есть. С весьма прозаическим названием - экзотермическая рекомбинация атомарного водорода.
Мы перепробовали все: интенсивное охлаждение, добавки стабилизаторов, облучение ультразвуком. Но температура топлива повышалась. Грозил взрыв.
И тогда Шатов принял единственно возможное решение. Мы включили топливные насосы и опорожнили три отсека из пяти оставшихся. Это было сделано вовремя. За "Стрелой" вспыхнул гигантский газовый шлейф, причудливо отсвечивающий изумрудно-оранжевыми полосами.
