Земляк ушел. Очень нерешительно ушел.
Я курил папиросу за папиросой. Вернулся Земляк. Он осторожно присел рядом со мной, тихонько положил руку на колени и сказал тихо, почтительно:
- Скажи, мастер, куда копать? Где компас верный?
- Ничего я не знаю, будь оно проклято! Копайте могилу и себе и мне. Ну вас!
Я лег на койку, поднял воротник и натянул на уши кепку. Однако я слышал, как Земляк поднялся по лестнице вверх, а через минуту стали спускаться вниз много, не один. Я не оглядывался. Черт с ними! Пусть как хотят. Я слышал, что много народу говорит в нашей конторе. Вдруг все замолкли. Я услыхал, как Старичок позвал меня:
- Мастер, слышишь, мастер!
Я не оглядывался, не шевелился. Но меня за плечо повернули к свету, и я увидел, что это кривой.
Контора была полна людей. Двое были в муке, - видно, что сейчас из пекарни. Все смотрели на меня. Из прохода глядели землекопы.
- Чего не копаешь? - крикнул кривой. - В чем твое дело? Говори! - и он присунулся близко к моему лицу. И опять глаз, как пистолетное дуло, вперся в меня. Я тихонько отпихнул кривого назад и сел на койку.
- Режьте меня сейчас, - сказал я, - хоть живым в землю зарывайте, а я не знаю, в чем дело. Компас кривит. Спросите его, коли не верите, - я кивнул на Земляка. Земляк мотнул утвердительно головой и что-то сказал по-своему.
Я ничего не понимал и взглядывал на Земляка. Но он не глядел на меня и разговаривал с кривым. Старик два раза бросил на меня взгляд, но лучше бы уж не глядел: ничего хорошего для меня во взгляде не было. Я опустил голову. Папироска дрожала у меня в руке. Я едва попал в нее спичкой. Но тут все опять замолчали, и Старичок сказал:
- Вставай, иди меряй. Это тебе будет последний раз!
Меня подняли с койки: сам я встать не мог. Меня пропихнули в тоннель. Я не мог стоять. Я встал на коленки и пополз. Я дополз до поворота. Тут стояла астролябия, а там, впереди горело два огонька, по которым я определял направление работ. Я лег пряжкой на землю. Было совсем тихо. Уж действительно, как в могиле. Люди молчали, - видать, ждали. Трамваев не было слышно. Земля молчала.
"Значит, ночь, - подумал я, - трамваи не ходят".
Я повернулся лицом вверх и стал смотреть в потолок. Он был от меня в полутора метрах.
И вот эти самые кишки - провода, про которые говорил Старик, - их подвязали веревкой к перекладинам, как я велел.
"Развязать веревку и удавиться, - подумал я. - Низко, но я подожму коленки. Тогда режь покойника хоть на котлеты".
