Мне было очень одиноко.
Внезапно я заметил вдалеке еще одну лодочку, а в ней – человеческую фигурку. Наши лодки сближались. Когда расстояние уменьшилось, я увидел, что в лодке сидит моя дочь. Она читала какую-то книгу.
– Что ты здесь делаешь?! – крикнул я.
– А ты? – ответила она. – Я читаю, разве ты не видишь? А вот как ты, папочка, здесь оказался? Далеко тебя занесло!
Ее лодку проносило мимо. Я ничего не мог сделать, поскольку весел у меня не было. Лодка дочери быстро уменьшалась в размерах.
– Как у вас дела? – крикнул я ей вслед.
– Нормально, – пожала плечами она.
– Как мама?
Она не ответила. Может быть, уже не слышала мой голос.
– Писем не приходило? – зачем-то крикнул я.
– Откуда? – слабо донесся ее крик.
– Не знаю… Откуда-нибудь, – сказал я упавшим голосом.
Ее лодка пропала на горизонте, и я снова остался один. Рядом не было даже дельфина – он уплыл за дочерью.
На этот раз аплодировали сдержаннее.
За кулисами конферансье долго жал руку Петрову и Яне. Мне он сказал:
– Простите, а что делали вы? Я как-то не уловил. Вы не подскажете?
– Спал, как и все, – сказал я.
– Понимаю, понимаю! – радостно закивал он головой.
Когда раскланивались в последний раз, мне показалось, что в глубине директорской ложи мелькнуло бледное лицо Регины.
* * *
Петров предложил отметить первый успех в ресторане. Столик он заказал заранее. Обслуживал нас знакомый Петрову официант. Он старался изо всех сил, подобострастно поглядывая на Петрова.
– Он вам чем-то обязан? – спросила Яна.
– Это мой пациент, – сказал Петров. – Он страдал пессимизмом в тяжелой форме.
– А теперь он оптимист? – не удержался я. Мне почему-то хотелось задеть Петрова.
Петров посмотрел на меня, пожевал губами и сказал:
– Нет. Пожалуй, он стал еще большим пессимистом. Но он не страдает от этого теперь. Вот в чем разница.
Выпили шампанского, по очереди танцевали с Яной. Петров заказал коньяк и начал медленно хмелеть. Его большое лицо побледнело, прядь слипшихся черных волос выползла сбоку на лысину.
Яну пригласил танцевать элегантный грузин из-за соседнего столика.
– Я вам завидую, – мрачно сказал Петров, глядя ей вслед.
– Не стоит, – сказал я. – Что хорошего – быть сторожем при красивой женщине?
– Я не об этом… Вы – птица, а я – змей. Я умнее вас, но я не могу, не могу… – Он развел массивными руками. Сейчас он был очень пьян. – Только не читайте книжек про режиссуру. Про мозг тоже не читайте. Знаете… – Он наклонился ко мне и вдруг поехал локтем по скатерти. Рюмка с коньяком опрокинулась, но Петров не обратил на это внимания. – Знаете, я ведь тоже умею, как вы. Умею сниться… Я достиг этого годами упорной работы. И все равно – пшик! Слабо! Нехудожественно. Мыслей у вас ни на грош, но есть фантазия. Что есть, то есть… Фантазию не выработаешь. И вы с этим… этим даром… – Петров вдруг отодвинулся и презрительно посмотрел на меня. – Как вы распоряжаетесь… Фу ты черт!…
