Я бы давно улетел из этого пространства, если бы можно было прихватить Дашку с собой. Кстати, часы я все-таки распаял и снова повесил на шею.
Вы спросите, какова была международная обстановка в том будущем, куда я попал? Обстановка была сложная.
Вы спросите, как одевались и чем питались в то недалекое время? Одевались разнообразнее, питались однообразнее.
Вы спросите, стали ли лучше люди? Нет.
Но и хуже они не стали. Люди оставались людьми во все времена.
Надо сказать, что я адаптировался к новому веку на удивление быстро. Внешние новшества меня не занимали. Я приглядывался к моим постаревшим современникам, стараясь решить вместе с ними и за них один и тот же вопрос: зачем я живу? Не знаю, возможно, наличие часов и перебор вариантов делали этот вопрос для меня острее. Но я вдруг понял, что знаю, как не хочу жить, и в полном неведении относительно того - как хочу.
Я не хотел жить бесцельно и вяло, я хотел двигаться куда-то, проходить осмысленный путь. Я хотел иметь то ощущение достойно прожитой жизни, о котором писал дед.
Однако проходили месяцы, а ничего не менялось. Не считать же изменениями то, что мы переехали к маме на дедовскую квартиру, оставив Светку и Петечку в нашей? Теперь перевес в борьбе за себя был на моей стороне, ибо Татьяна осталась в одиночестве перед жизненными принципами, которые отстаивали мама и я.
Собственно, это были принципы деда.
Я уже стал смиряться с тем, что придется жить с Татьяной и впредь, как в один прекрасный день жена ушла от меня, забрав с собой Дашку.
Нет, она не улетела в другое пространство. Она переехала на соседнюю улицу к оператору научно-популярного кино, который в это время снимал фильм о времени и пространстве.
Ей-богу, я мог бы рассказать жене и о том, и о другом гораздо больше, чем любой оператор.
Жизнь совсем остановилась.
Мать получала пенсию, я - зарплату, которая отличалась от пенсии лишь размером. По воскресеньям приходила Даша. Она была вежлива. Дважды в неделю по вечерам приходил Максим. Мы с ним играли в шахматы.
Я ходил на футбол и хоккей. Правила той и другой игры не претерпели никаких изменений.
"Ну и часики! Ай да часики!" - мысленно восхищался я часами, временами вытягивая их из-под жилета.
Я носил жилет.
Наконец из Африки вернулся отец. Мы встретились как чужие. Он был недоволен изменениями в моей семейной жизни, а также тем, что я теперь живу за стенкой. Так мы и существовали в разных комнатах одной квартиры, три обособленных и когда-то родных человека: мать, отец, сын.
