Часы с вариантами | страница 32



- Следовательно... - тупо повторил я.

- Следовательно, бесконечное число моих "я" существовало, существует и будет существовать всегда! - эффектно закончил дед.

С минуту до меня доходило.

- Так это же... бессмертие... - пробормотал я.

- Правильно. Бессмертие, - дед почему-то подхихикнул. - Только от такого бессмертия мне ни тепло, ни холодно, поскольку я не общаюсь с другими своими "я".

- Так вот же. Общайся, - я опять протянул ему часы.

- Нет, Сережа, - он отстранил их. - Я уже выбрал. Негоже на старости лет... - дед не договорил.

Он сделался серьезен, ушел в себя. Мы долго молчали.

- Значит, мне осталось совсем немного... - наконец произнес он. - Ну что ж... Надо доделать свои дела. Ступай, Сергей.

Он уселся за стол, придвинул к себе тетрадь. Я поднялся тоже и стоял рядом, как истукан, не в силах тронуться с места.

- Ступай, ступай! - недовольно сказал он.

Я деревянно наклонился к нему, чтобы поцеловать.

- Вот еще новости! В гробу поцелуешь! - раздраженно ответил он, отмахиваясь от меня, как от мухи.

Я поспешно покинул комнату.

Потянулись томительные дни, каждый из которых приближал роковую дату. Я не видел выхода из создавшегося положения. Не допустить смерти деда можно было лишь одним способом: самому прекратить жить. Нет, не убивать себя, упаси Бог, а просто болтаться по пространствам времени в пределах тех четырех месяцев, что прошли от моего дня рождения. Я перестал есть и выходить на прогулки. Напрасно меня вызванивали друзья по телефону, не понимая, что со мною случилось. Мама, конечно, тоже заметила, но даже она не почувствовала, что таится за моею апатией.

- Сережа, что с тобой? - спросила мама, когда я в очередной раз отказался обедать.

- Он влюбился. Точно, - сказала Светка.

- Не похоже... - с сомнением сказала мама.

Оставалось два дня. Я чувствовал себя одновременно как приговоренный к смерти, которому сообщили дату исполнения приговора, и как судья, подписавший этот приговор. В первый раз я оценил мудрость и милость природы или судьбы, не знаю, держащей нас в неведении относительно смертного часа. Притом, что мы уверены в его неминуемости, ибо никому не удалось его избежать, мы живем спокойно и даже веселимся, благодаря сущему пустяку неосведомленности о часе ухода. Точное его знание, даже если час этот отодвинут на сто лет - парализует. Ты перестанешь жить, лишь будешь сто лет считать, сколько тебе осталось.

Оказалось, что это справедливо по отношению не только к себе, но и к близким.