— Не за что, я сейчас кликну парня, он проводит вас на нижнюю палубу, к трапу.
— Не беспокойтесь. Скажите, когда должен сойти лоцман?
— Лоцман? Да как вам сказать…
— Ради всего святого! Через час, два?
— За два часа мы знаете куда махнем!
— Тогда когда же?
— Да не спешите. У вас еще наверняка есть минут тридцать — сорок. Так что не очень спешите. За пять минут вы будете у лоцманского трапа.
— Благодарю, Гарри! Если бы ты знал, какую оказываешь услугу своему судну, команде, пассажирам!
— Тоже скажете! Какая тут услуга? — ответил матрос, совсем сбитый с толку.
— Огромная, Гарри.
— Ну, ну! Огромная так огромная. — Матрос как-то с опаской посмотрел на репортера. — Полчаса ведь тоже скоро пролетят, смотрите не застряньте насовсем.
— Теперь уж я использую эти полчаса. Скажи, как побыстрее отсюда пройти к ходовой рубке?
— К ходовой? К рубке?
— Именно, Гарри.
Матрос покачал головой:
— Туда сейчас не пройти ни за какие деньги. Сами понимаете, судно идет по бухте, гляньте, сколько судов на рейде, яхты мельтешат, катера, паромы, а вы со своими вопросами. Раньше надо было.
— Гарри! — В голосе Томаса Кейри слышалась мольба.
— Мое дело маленькое. Я предупредил, а там как знаете. Только кто вам там нужен, в ходовой?
— Сам капитан, Гарри.
— Сам капитан? Да если хотите знать, наш капитан с репортерами никогда и не разговаривает. Этим делом занимается старший офицер, и то в свое время.
— Ну хорошо, пусть старший офицер. Опять я теряю время. Вы только скажите, как побыстрее пройти, чтобы я не плутал по судну.
— Мое дело предупредить. Спускайтесь на пятую и дальше прямо к носу, через концертный салон, потом через ресторан и опять прямо, там увидите лифт и надпись: «Вход запрещен». Еще раз желаю! Но лучше всего спуститесь в бар, выпейте на дорожку и жарьте на правый борт. Нет, постойте. Вот что.
— Матрос подошел к Томасу Кейри вплотную. — Плюньте на все начальство. Я ведь тоже наше судно знаю и, может, кое-что еще, чего начальство и не нюхало…
— Нет, нет, Гарри. Потом. Прощайте!
Хотя стояла мгла глухой зимней ночи, гребни волн тускло поблескивали. Иногда в тучах вспыхивал рассеянный свет, выхватывая на несколько секунд из темноты кипящую воду и низко летящие облака. Когда проблеск мерк, казалось, мрак, еще плотнее окутав суденышко, мчит его в пропасть. В эти мгновения лоб Горшкова покрывался холодным потом. Но потом снова светлело.
Старшина Асхатов для бодрости стал что-то мурлыкать себе под нос; из машинного отделения по-прежнему доносилось ритмичное постукивание помпы.
