Он зажал в зубах пустую трубку и поднял глаза.
— Мне очень жаль, — сказал Юнгер. — Вы можете в это поверить?
— Нет, — ответил Мур.
— Она — будущее, и она — ваша, — сказал Юнгер. — Я всадил кол ей в сердце, но она так и не умерла. Мне сказали, что сейчас разрабатывают новые машины для операции. Врачи исправят все, что я наделал, все будет как новенькое, — он сморщился и опустил глаза.
— Если вас это может как-то утешить, — добавил он, — я страдаю и буду страдать. Этого Голландца не спасет ни одна Senta. Нет для меня гавани ни в Круге, ни за Кругом, ни в бункере — я умру в незнакомом месте среди чужих людей. — Он поднял голову и со слабой улыбкой посмотрел на Мура. Не выдержав его взгляда, он вновь уткнулся в одеяло. — Ее спасут! — сказал он настойчиво. — Она будет спать, пока не найдут надежные средства. И тогда вы сойдете вдвоем, а я останусь на карусели. И вы больше никогда меня не увидите. Желаю вам счастья. Прощения выпрашивать не буду.
Мур поднялся.
— Нам больше нечего сказать. Поговорим еще в каком-нибудь году, через день или два.
Он вышел из комнаты, гадая, что еще тут могло быть сказано.
— Круг поставлен перед этическим вопросом, — произнесла Мэри Мод, — то есть, я поставлена. К сожалению, он исходит от правительственных юристов, поэтому с ним нельзя поступить так, как с большинством этических вопросов. На него придется ответить.
— Это касается Мура и Юнгера? — уточнил Эндрюс.
— Не совсем. Это касается всего Круга — в результате их эскапады.
Она приподняла газетный лист, лежавший на столе. Адвокат кивнул.
— «Родился младенец среди нас», — процитировала она заголовок, указывая на фотографию распростертого в церкви члена Круга. — Передовица этой газеты обвиняет нас в распространении всевозможных неврозов — от некрофилии и вплоть до чего угодно. И еще это второе фото — мы до сих пор не знаем, кто его сделал, — здесь, на третьей странице…
— Я видел.
— Теперь они хотят гарантий, что отставные члены Круга сохранят хороший тон и не превратятся в выдающиеся нежелательные элементы.
— У нас такое в первый раз… в такой форме!
— Разумеется, — улыбнулась Дуайенна. — Обычно у них хватает порядочности воздержаться от антиобщественных поступков в первые недели… а богатство хорошо маскирует большинство несоответствий в поведении. Однако наши обвинители утверждают, что мы либо недостаточно тщательны при отборе и допускаем к себе неправильных людей, — а это смешно, — либо плохо проверяем людей при выходе из Круга — а это уж совсем смешно. Первое — потому что отбором занимаюсь я, второе — потому что нельзя запустить человека на полстолетия в будущее и ожидать, что он приземлится на ноги и будет разумен и приветлив, как всегда… какую бы подготовку с ним ни провели. Наши люди хорошо выглядят просто потому, что они вообще, как правило, не привыкли что-нибудь делать.
