Впрочем, несмотря на частную причину, спор на утренней планерке был отражением перманентного конфликта, который разворачивался с начала перестройки во всем российском обществе, где люди делились на три большие группы - на тех, кто ненавидел коммунистов, на тех, кто ненавидел реформаторов-демократов, и на тех, кто ненавидел и тех и других. В такой ситуации грызню могло вызвать все, что угодно, - президентская программа, размер налогов, время закрытия магазинов и даже график движения автобусов в самом северном поселке Чукотки.
Что касается Хрусталева, то он не любил демократов. Особенно тех, кто использовал демократические лозунги, чтобы взлететь повыше на волне осуществлявшихся в стране реформ.
Откровенно не любил Роман и коммунистов, хотя до перестройки не был ни диссидентом, ни даже тайным оппозиционером. Просто он всегда стыдился участвовать в шумных коммунистических мероприятиях. И в то время как многие коллеги-журналисты делали карьеру с помощью членства в компартии, обязательного в советские времена для достижения высоких должностей, он никогда не пытался в нее вступить.
И позднее, когда демонстративный выход из партии известные представители интеллигенции стали использовать, чтобы в очередной раз громко заявить о себе, Хрусталев опять был в стороне. Только иногда характер холерика подталкивал его к бурному выражению протеста, причем в самое неподходящее время и в самых неподходящих местах.
Выступление на утренней планерке также было спонтанным и резким. А все началось с заявления главного редактора о том, что опубликованная в последнем номере статья Федора Щетинина является образцом новой журналистики и всем надо пытаться делать что-то подобное.
- Чтобы выжить в рыночных условиях, без финансовой поддержки со стороны государства, - рассуждал Семипалатинский, - мы должны перестать жевать нашу традиционную жвачку, научиться находить, как это удалось Федору, совершенно новые повороты в привычных темах. Только в этом случае наша газета станет... - Он замолчал, пытаясь подобрать точное слово.
- Желтой! - закончил за него с другого конца стола Роман Хрусталев.
- Что? - не понял главный.
Все члены редколлегии посмотрели на Хрусталева - кто с недоумением, кто с интересом, кто с насмешкой, не веря, что он еще раз произнесет это слово.
- Желтой! - упрямо повторил редактор отдела экономики.
- Что вы этим хотите сказать?! - стараясь скрыть замешательство, поправил очки Семипалатинский.
