Мы были все трое воинствующими атеистами, нигилистами, ниспровергателями всех существующих основ, были за немедленное переустройство общества и всего мира на совершенно новых основаниях. Мы были из разряда тех русских мальчиков, про которых Достоевский как-то сказал: "Дайте такому мальчику карту звездного неба - и он вам ее в полчаса всю исправит!"
Товарищи, которым мы с великим выбором давали наш журнал на прочтение, откровенно нам говорили, что ничего в нем не понимают и что он им совершенно неинтересен. А один, покачав головою, сказал мне: - "Ну, знаешь, за такой журнал можно в Петропавловскую Крепость попасть" - и поскорее его вернул, как будто боялся обжечь себе пальцы.
Лучшего отзыва мы не могли получить - и очень им гордились. Всего мы выпустили несколько номеров нашего журнала. Но этим мы не удовлетворились. Мы пробовали писать и в настоящих газетах, настоящих журналах. Вдвоем с Вороновым мы написали несколько корреспонденции в газету "Новое Обозрение", которую издавал в Тифлисе либеральный князь Туманов и которую Воронов знал по Кавказу. Радости и гордости нашей не было пределов, когда газета напечатала нашу первую статью. Не только напечатала, но даже прислала гонорар - 2 копейки за строчку; гонорар мы честно разделили пополам. Подписывались мы под нашими статьями так: "Д. В. А." (подражание Короленко и Анненскому, которые под своими публицистическими статьями в "Русском Богатстве" подписывались "О. Б. А."). Сотрудничали мы также в маленьком журнальчике, который выпускал книжный магазин Вольфа и который так и назывался "Книжные Известия магазина М. О. Вольфа". Там я помню одну статью Воронова, в которой он писал о различном отношении к книгам. "Когда Пушкин умирал, он сказал, указав на книги: "Вот мои друзья"... А Маркс называл книги "своими рабами" и говорил о них, что "они должны мне повиноваться"... И Воронов отдавал предпочтение Марксу.
Но и такая деятельность нас не удовлетворяла. Мы хотели чего-то более непосредственного, героического, чего-то более близкого к жизни. Мы хотели воздействовать на окружающую нас жизнь, нетерпеливо жаждали немедленных перемен - немедленных и во всем!
"Святой бунт", которому всю жизнь служил Бакунин, вот наше дело (хотя анархистами мы себя не считали). И по субботам мы стали заниматься тем, что на небольших клочках бумаги писали воззвания с призывом к немедленному (не больше, не меньше!) восстанию - с этими призывами мы обращались к рабочим. Потом наша техника пошла дальше. Мы брали цитаты из пламенных речей времен Великой Французской Революции, историю которой знали на зубок, из воззваний Бабефа - и печатали эти вещи на гектографе с необходимыми изменениями в применении к русской действительности. Мы покупали копеечные издания "Посредника" рассказов Льва Толстого и вклеивали свои прокламации в эти книжечки. И после обычного нашего субботнего собрания поздней ночью шли на окраины Москвы и разбрасывали там нашу литературу. Отдельные листки мы приклеивали к заборам, книжечки старались забросить в открытую форточку, в сени, в щель для писем в двери. Выбирали мы главным образом рабочие квартиры и рабочие кварталы. Это было так интересно и вместе с тем так жутко! На темных, засыпанных снегом улицах мигают фонари, редко встретится прохожий - а мы крадемся вдоль домов и стен, подбрасываем нашу литературу...
