Говоря современным языком, в области маркетинга ему не было равных. Но делал он это не для себя. Для нас. Он и другие не только сами летали. Кстати, летали они на других планерах, которые поднимали в небо самолеты, а мы, дети, летали на легких планерах, на которых по инструкции разрешалось летать не выше тридцати метров. Это выше девятиэтажки, но, все равно мало. Мы соединяли несколько фалов и поднимались на сто метров и выше. Сергей Коваль, первый взлетевший на такую высоту, увидев всю красоту, от избытка чувств заматерился. Он не знал, что все смотрели на него, затаив дыхание, он не знал, что слышимость с высоты идет прекрасно, тем более, что кабины нет. Вместо закрытой кабины - кожух из миллиметровой легкой авиационной фанеры. Даже перед лицом не было защитного стекла. Его маты слышал весь аэродром. Конечно, ему потом попало за это, но, с другой стороны, все понимали его прекрасно. Есть любовь, уровень которой не постигли, наверное, многие женщины - любовь к небу. Но и цена за такую любовь очень высока... После таких полетов Валерий Михайлович выглядел мертвым. Задрав голову в небо, от волнения он дергал свою бороду, и к концу полетов он был буквально общипан. Нет смысла говорить о той ответственности, которую он и другие брали на себя, если бы с нами что-нибудь случилось... Но Валерий Михайлович не был мечтателем с нами. Скорее, наоборот. Мы все помним его фразу, которую тогда услышали, наверное, впервые от взрослого человека.
... Мы стояли в ангаре около отремонтированного планера, пострадавшего после тяжелой посадки. И тут подошел Рыцарев. Посмотрев на планер, он стал нам говорить:
- Вы что же это сделали?
...- Как что, планер отремонтировали....
- Зачем накладку ослабили пропилом, вы же создали центр напряжения!
- Да ладно, и так сойдет!
- Нет! Береженого Бог бережет, как сказала монашка, натягивая кондом на огурец! Нельзя шутить с Небом!
За эти годы мы похоронили четверых, кто оставил жизнь в небе, не сумев приземлиться на грешную землю. Несколько человек вырвались из пасти клыкастой, буквально чудом оставшись в живых... Сергея Коваля я одевал в морге, через пять минут выходя оттуда зеленый, падал на снег, смотрел в пронзительно голубое небо (потому что не мог стоять, едва не теряя сознание), а потом шел обратно туда, к патологоанатомическому столу, помогать пожилому инструктору-парашютисту, который рассказывал, скольких он уже одевал вот так, включая молоденьких девочек-красавиц.
