- Так надо, Олег Иванович. - Голос его неумолимо грубел. - Извините, мне завтра драться...
Возвратившись в гостиницу, я попросил у портье видеокассетник в номер. Не успел снять плащ, как принесли новенький "Шарп". Я поставил кассету, сунутую Власенко, и несколько раз просмотрел репортаж из аэропорта. Нового выудить мне так и не удалось, но что-то смутно волновало меня, и это непонятное волнение раздражало. Что-то было там, я это улавливал подспудно, но что, никак понять не мог. Я проанализировал каждое слово диктора, репортера, вновь и вновь, возвращая пленку к началу, вглядывался в выражения лиц Добротвора, таможенника, полицейских, словно надеялся прочесть на них скрытые, невидимые письмена. Но, увы, лица как лица. Равнодушное, привычное к подобным открытиям чернобородое цыганское лицо таможенника - человека и не пожилого, но и не молодого, лет 38-40, борода придавала ему солидность. Два полицейских как близнецы: одного почти баскетбольного роста, дюжие ребята, оба безбородые и безусые - тоже не излучали особых эмоций. Репортер? Много ли разглядишь, когда человек просто-таки приклеился к глазку видеокамеры?
И вдруг - стоп!
Парень-осветитель с двумя мощными лампами. Он находился на отшибе, в самом углу кадра, и я долгое время не обращал на него внимания. Даже толком не разглядел лицо.
Меня поразило другое: его спокойствие и заранее занятое место слева от таможенника - свет падал на стойку, где и развернулись основные события. Погоди... разве уже тогда, в аэропорту, не я обратил внимание на толпу репортеров, встречавших самолет? Но отмахнулся от мысли, что в этом есть что-то необычное, заранее подготовленное: ведь сразу прибыло две советские спортивные делегации - боксеры и сборная по фигурному катанию, и внимание к нам после того, как мы не поехали летом на Игры в Лос-Анджелес, повышенное, вот и встречали во всем блеске телевизионных юпитеров.
Но тогда почему никто даже головы не повернул в сторону фигуристов славных юных мальчишек и девчонок, такой живописной, веселой и оживленной толпой вываливших из чрева "боинга"? Почему все внимание, все - ты понимаешь, _в_с_е_! - приковано к Виктору Добротвору? На Храпченко даже не взглянули телевизионщики. Да что телевизионщики! Таможенник, выпотрошив баул Добротвора, не спешил залазить в такую же черную сумку Храпченко, и она сиротливо маячила на самом краешке стола. По логике вещей, поймав на контрабанде одного советского спортсмена, нужно было тут же приняться за другого, логично допустить, что они в сговоре, делали дело вместе?
