В то время как жена его у себя, на усадьбе, могла и плакать, и молиться, и горько сетовать, - он все время должен быть ходить с веселым, светлым лицом, тем более, что царские приспешники, братья Салтыковы всегда готовы были истолковать его печаль в дурную сторону.
А нельзя было не печалиться.
Почитай, два месяца прошло, а о сыне ни слуху, ни духу. Сколько за это время боярин Колтовский по приказу боярина Нашокина скоморохов перепытал, - никто ничего не сказал, даже следа не подал.
И Терехов-Багрев безмолствует.
Каждый раз, как наезжал князь к себе в вотчину, княгиня торопливо спрашивала его:
- Ну, что?
И каждый раз, он должен был, потупив голову, только вздыхать в ответ, после чего княгиня начинала горько плакать.
Верно, с силой и властью не все можно сделать.
Князь в суеверном малодушии звал к себе ворожею Ермилиху, сыпал ей деньги и говорил:
- Найди мне сына!
Но и она не могла помочь ему. Хитрая баба брала деньги, смотрела на воду, бормотала о злых людях, о недругах, но не могла указать ни воров, ни на место, где укрыт княжеский первенец.
- Эх, князь, - говорил ему Шереметьев, - положись на милость Божию! Не убивайся так! Бог поможет, - сыщется твой сын.
- Сыщется! - с горечью говорил князь, а каким? Может его ослепили злодеи, может, ног и рук лишили. Ах, кабы знать, где мои враги.
И он злобно грозил сжатым кулаком.
А тем временем капитан Эхе уже приближался к его вотчине с радостной вестью, и однажды, когда князь приехав из Москвы, сидел задумавшись в своей горнице, к нему вошел Антон и, низко поклонясь, сказал:
- Слышь, княже, немчин какой-то с Рязани приехал: от боярина Петра Васильевича грамотка.
Князь выпрямился словно от удара и воскликнул:
- Где? Давай!
Антон подал ему свиток с восковой печатью на тесемке.
Князь дрожащей рукой сорвал шнурок и, развертывая свиток, сказал Антону:
- Гонца в избу сведи! Напой, накорми!
Антон ушел, а князь стал читать каракули боярина, своего друга.
"И слышь, немчину этому про твоего сына ведомо. С того и посылаю до тебя. А княгинюшке твоей от нас поклон зем..."
Князь не дочитал до конца послание и, выскочив из горницы, закричал не своим голосом:
- Эй! Кто есть!
На зов к нему подбежал отрок.
- Беги в избу! Вели Антону немчина сюда привести. Живо!
Давно никто не видал такого оживления в лице и в движениях князя. Он не мог сидеть и бегал по горнице. Заслышав шаги, он сам отпахнул дверь и, увидев Эхе, с порога закричал ему:
