Не везет горемычной. До сих пор отца с матерью забыть не может. Ох, как возрадовалась Василиса, узнав, что ненавистный ей насильник Кирьяк сложил свою злодейскую голову.
Нет. Надо забирать Василису из леса. После смотрин и увезу. Покрова ждать нечего. Пусть бортник малость посерчает.
Хуже с Афоней. Угодил-таки балагур в волчий капкан. Приказчика Калистрата нелегко будет провести. Хитрющий мужик, за версту все чует.
- Эгей, воин, чего призадумался? - толкнул Иванку в бок Пахом.
Все эти дни, особенно по вечерам, старый казак не отходил от ратника, подолгу любовался знатным мечом, расспрашивал о походе, битве, ратоборстве с татарским богатырем. Хлопал Болотникова по плечу, хвалил:
- Воином ты родился, парень. Чует мое сердце - не единожды тебе еще в походах быть.
Примечал также Иванка, что крестьяне, прознав про его поединок, стали почтительно с ним здороваться и вести степенные мужичьи разговоры.
Особенно этому был рад Исай.
- У нас на селе старожильцы с парнями о мирских делах не калякают. А тебе вон какой почет. Многие Исаичем стали величать. Не возгордись, сынок, - с напускной ворчливостью говорил Иванке отец.
- Не возгоржусь, батя, - просто отвечал сын.
...Погруженный в свои невеселые думы, Иванка так и не ответил Пахому. Лишь возле самого загона обмолвился:
- Афоню мне жаль, Захарыч. Жизнью своей ему обязан.
- Бог даст - выйдет твой Афоня. Одно непонятно - пошто его непутевого в темницу посадили. Никому он худа не сделал, - озадаченно проговорил Исай. И невдомек старожильцу, что его затейливый и безобидный сосед - мужичонка за мир пострадал.
- Добрая нонче страда будет. Хлеба неплохие уродились. Эдак четей по пятнадцати с десятины возьмем, - произнес Пахом, окинув взглядом ниву.
- Жито уродилось, Захарыч. Помогли Илья да Никола. Только о страде доброй рановато ты заикнулся. Хватим еще нонче мы горюшка, - хмуро высказал Исай.
- Дело свычное, Парфеныч. Было бы чего убирать, - не понял старожильца Аверьянов.
- Свою ниву жать не в тягость. Тут другая беда, Захарыч: княжьи загоны на корню стоят. Как бы нонешняя весна не повторилась. Сколь дён тогда господское поле топтали. Ох, не миновать смуты.
Объехав поутру княжью ниву, Калистрат сказал Мокею:
- Пора на боярщину мужичков выгонять. Созрела ржица.
- Велика ли боярщина нонче по жатве, батюшка?
- Как и в прежние годы, Мокеюшка. Три дня - на княжьем поле, три дня на мужичьем. А в воскресенье - богу молиться, - пояснил приказчик.
