Яблоков сказал, что Ильяса нужно отпиздить. Он хитрый. Сразу понял, что бурым быть выгоднее. Один раз пизды получишь, зато потом тебя больше не тронут. Но быть таким бурым получалось не у всех.
Потом пошли работать: Бо, Ильяс, Яблоков. Пришли в пустую казарму. В казарме было холодно, как и на улице, поэтому бушлатов не снимали. Бо подошел к Ильясу, задумчиво стоявшему у подоконника:
- Снимай очки, - Зачем? - Ты что, не понял?! - и Бо ударил Ильяса в грудь. Бушлат смягчил удар. Ильяс, как мячик, отскочил от Бо: Не надо, Димыч, ты что? - удивленно защищался Ильяс. Бо шел за Ильясом, нанося удары, Ильяс отпрыгивал по пустой казарме, не поднимая рук. Бушлат смягчал удары. Яблоков стоял в стороне и смотрел. Бо вспомнил, как в школе его выводил Мамонт. И когда он собирался его отпиздить, Мамонт положил голову на парту и закрыл голову руками, и Бо никак не мог ударить его по лицу, попадая в руки, плечи. И тогда Бо понял, что не сможет по-настоящему отпиздить Ильяса, перестал наносить удары, и они в молчании стали работать.
Больше всех доставалось Витьку. Вите-ок! и-ди сю-да ро-дной... Витек подходил, по-слоновьи медленно передвигая ноги, заранее обреченно склонив большую печальную голову. Нагнись! Витек послушно нагибался. Крути головой! Быстрее! Еще быстрее! - и тут его настигал удар ребрами ладоней одновременно с двух сторон головы. Такой удар назывался колобахой. Получив колобаху, человек на секунду терял ориентацию в пространстве, и не всегда удерживался на ногах. Но Витек, хотя он был такой рыхлый и обмякший, никогда не падал. И тогда он получал еще один удар по затылку, от которого отлетал назад, разгибался и шел прочь. Было что-то коровье в его толстой шее, взгляде усталом и безразличном, вечном покорстве своей участи. И наклоняясь и начиная вертеть головой, он еще больше напоминал корову, или слона, не хватало только мягких больших ушей.
Бледное лицо с большим, выступающим вперед хоботом. Бледное, не постиранное и неушитое хэбэ.
Когда ушли дембеля и деды, и Витька никто больше не трогал, он мало изменился, такой же рыхлый, ленивый, безразличный ко всему. Вите-ок! ты когда постираешься? - донимали его теперь свои, - Что ты ходишь, как чмо, нас позоришь!
Витек что нибудь отвечал, как обычно, растягивая слова, и эти его ответы потом повторялись и передразнивались. Он служил теперь предметом насмешек и приколов. Витек! - А... - Сколько сгущенки сможешь съесть за раз? - Де-эсять ба-анок... - Витек! Что ты пиздишь? Никогда тебе не съесть столько! - Да-а запросто, - Да на спор, - Да-авай.
