- Я не умею говорить как вы, О'Келли... Но вы понимаете... Вы мой единственный друг, который - единственный...
И теперь - это было совершенно нелепо - Диди захохотала - и все выше и громче - сорвалась - и сквозь слезы:
- Не смейте брать, Кембл! Не смейте брать у него деньги! Не смейте, я не хочу, не хочу!
Впрочем, скоро она успокоилась и затихла. Вероятно, это был просто каприз: никаких резонов - почему не хотела - Диди сказать не могла.
- Вот видите: ваше шампанское,- укоризненно-ласково сказал Кембл мистеру О'Келли, О'Келли уходил с пасхально-барашковой Сесили под руку.
День рождения Кембла кончился - и завтра начнется новая жизнь: завтра искать маленький домик.
13. ТУМАННЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Диди опять обещалась зайти к мистеру О'Келли после театра, и О'Келли бегал по цветочным магазинам, разыскивая Easter lilies: Диди их так любила. Странный, фарфорово-белый цветок, из одного громадного, небрежно свернутого лепестка, и высунуто жало-тычинка с сухим, сладким, ленивым запахом. В асимметрии цветка и в противоречии фарфоровой белизны и запаха - было что-то раздражающее, как в о'келлиевской манере говорить. Словом - Easter lilies нравились Диди, и надо было их во что бы то ни стало достать. Сезон их уже проходил. И только на Кингс-стрит О'Келли посчастливилось найти последние, уже слегка увядающие, из пожелтевшего старого фарфора.
Со свертком под мышкой, насвистывая, выбежал О'Келли из магазина. Мысли весело пенились шампанским, и из искристой пены, как Венера, выходила Диди в черной пижаме.
"Впрочем, нынешняя Венера такой и должна быть: в пижаме. Нагота слишком уж добродетельна..." - насвистывая, размышлял О'Келли.
- Добрый вечер, дорогой мистер О'Келли! Не правда ли, прекрасная погода?
О'Келли споткнулся: перед ним сияли золотые зубы викария Дьюли.
- Вы, вероятно, к себе - в контору? - чуть приметно улыбнулся Дьюли.
- То есть... почему в контору? - О'Келли немного смутился: никто не знал о том, что делалось по вечерам в конторе, и это было очень странно, что Дьюли... - Я не настолько ослино трудолюбив, чтобы работать еще и по вечерам... - непринужденно засмеялся О'Келли.
- А-а, так-так. Так значит... - Дьюли поднял тарелкообразную, пасторскую шляпу. И О'Келли снова весело покатился, придерживая под мышкой сверток с цветами.
Когда О'Келли свернул на Гай-стрит, уже темнело. В бесчисленных ущельях узких переулков между старыми домами - зажигались, покачивались фонари. С реки плыл туман, все теряло свой ежедневный облик, и легче было жить - легче было обмануться. В кузнице лязгало железо, фонари красновато дымились - и можно было поверить, что внизу, у реки, собираются около костра латники Оливера Кромвеля. И что эта черная фигура - прекрасный и несчастный Риччио, пробирающийся к Марии Стюарт... О'Келли задумался, стоял, засунув руки в карманы.
