Иван улыбнулся.
— Смешно стало. Думаю, как это вы меня расстреляете, если мне до ста одного года суждено прожить и своей смертью помереть.
Все удивленно смотрели на Новика.
— Это что еще за предрассудки, Иван Васильевич? — добродушно спросил Брускин.
— А мне бабка-повитуха, когда я двенадцатым, последним из мамки выскочил, сразу про то сказала.
— Вы это помните? — Лапиньш даже приподнял голову.
— То-то и оно что помню. Да я сперва и сам не верил, а потом, как германцы меня стреляли, да не застрелили, а потом белые — и тоже никак... Вот мне и смешно стало...
— Скажите спасипо комиссару, — жестко сказал Лапиньш.
Иван кивнул.
— Вот я и говорю, конфуз бы случился...
— Новиков! — оборвал его Лапиньш. — Нато взять языка. Токо, кто стреляет. Возьмете — полутите эскатрон снова. Сможете?
— Ясное дело, смогу, — уверенно ответил Иван.
— Перите сепе кого хотите...
— Да никого мне не надо...
— Потему?
Иван улыбнулся лукаво.
— А я славой не люблю делиться.
Все, кроме Лапиньша, засмеялись. Останавливая их, Иван сказал деловито:
— Значит, как этот гад стрельнет, бейте со всех стволов, чтоб шуму больше было. Только чтоб без артиллерии, понял, Михей?..
Возвращаясь к себе, Иван встретил Наталью. Она шла по натоптанной хрупкой тропке.
— Чего не спится, замком? — весело спросил Иван.
— Не спится, — отозвалась Наталья.
— У комиссара рукавички хороши — уже не ты ль связала? — приближаясь вплотную, спросил Иван.
— Я... — тихо и смущенно ответила Наталья.
— Мне б связала. А то завтра языка пойду брать, отморожу руки — и не обнять тебя потом... — Иван прихватил Наталью за талию и притягивал к себе.
— Тебе вязала... — прошептала Наталья, не поднимая глаз.
— А ему отдала?.. Ну и ладно, не нужны они мне, это я так...
— Ты там поберегись, Иван Васильевич...
— А ты поцелуй, тогда поберегусь, — пообещал Иван, ища своим лицом ее лицо, но Наталья вывернулась и побежала к одному из домишек.
Иван удовлетворенно смотрел ей вслед.
— Эх, Наталья, нам бы только до теплых земель добраться. А то, боюсь, простужу тебя на снегу... — сказал он негромко и очень серьезно.
Иван дышал часто и сипло, как привязанный к телеге старый цыганский пес в конце долгого перехода, и был мокрым, как церковная мышь, выбравшаяся на край купели, в которую свалилась по неосторожности. Он сделал еще три шага вверх и ткнулся обессиленно лицом в снег...
Внизу, в ущелье, вытянулась медленная колонна. Иван лежал за камнем и разглядывал своих в бинокль. Ехали верхом рядом Брускин и Наталья. Он что-то говорил ей быстро, рассказывал, а она рассеянно слушала и посматривала вверх, на горы. Иван вздохнул.
