- И я говорю - иди! Говорю - в аду гореть будешь, пожалеешь тогда, что не ходил! - вставила тетка Соня.
- Ты-то много ходишь, - огрызнулся Федька на мать. - А я это... ада не боюсь... Я на зоне в чугунолитейном работал и на кислотном, меня этим делом не испугаешь.
- А что для тебя хуже, когда тело болит или когда душа? - продолжал отец Михаил.
- Тело - что... Гвозди глотал... А душа, когда заноет, это у-у-у...
- Так тело-то твое в земле останется, а душа страдать пойдет... Души там страдают, души!
- Да? - Федька опешил и задумался.
- Так что приди в храм-то, приди.
- Да вот еще беда, батюшка. Дерутся они у меня, смертным боем дерутся! - В голосе тетки Сони появилась плачущая интонация. - Может, ты им чего скажешь, батюшка, или сделаешь чего? Я вот помню, перед войной еще, маленькая была, а помню, два брата были, двойняшки: Колька один тоже, а другой Петька. Кукушкины! Дрались, ой, дрались! Прямой дорогой к брато-убийству шли. И позвала ихняя мать попа. Ну, батюшку... Тот стро-огий был, не в пример тебе, заходит, да с порога ка-ак гаркнет: "На колени!" Они так и повалились! Он с божницы икону снимает - Николая Угодника: "Целуйте!" Поцеловали. "А теперь целуйтесь!" Поцеловались. Кулаком им погрозил и ушел. Веришь, батюшка, после того пальцем не тронули друг дружку. Пальцем! Потом их на войне побило обоих...
Тетка Соня с надеждой взглянула на попа, перевела взгляд на сыновей.
Во все время ее рассказа отец Михаил сидел неподвижно, смотрел на свои смирно сложенные на столе руки. Он вздохнул и тихо заговорил, будто сам удивляясь рассказываемой истории:
- Жил очень давно, полторы тысячи лет назад, святой, Макарий Египетский. В пустыне жил, в пещере. Великой святости был человек. И услышал он во время молитвы голос: "Макарий! Ты еще не сравнялся в святости с двумя женщинами, которые живут в таком-то городе". Пошел Макарий в тот город, отыскал тех жен, стал спрашивать их. А они ему отвечают: "Мы грешны и живем в суетах мирских". Но преподобный не переставал вопрошать их, говоря: "Ради Бога, откройте мне ваши добрые дела!" Наконец сказали старцу женщины: "Нет в нас добрых дел, одним лишь не прогневляем мы Бога: с поступления нашего в супружество за двух братьев вот уже пятнадцать лет мы живем так мирно, что не только не заводили между собой ссоры и вражды, но и одна другой слова еще неприятного не сказали".
Батюшка замолк, поднял глаза и, улыбаясь, обвел всех взглядом:
