Итак, я встал на эти рельсы, не знакомый со школой и полный детского энтузиазма. Который не замедлил истечь, стоило мне остаться один на один с детским коллективом, в обществе которого мне предстояло провести ближайшие десять лет. Я отлично помню это миг, он навсегда врезался в память. Я стою в середине класса, ранец за спиной дико мешает, в окно вливается мягкий полуденный свет сентябрьского денька, а вокруг меня - детские лица - вроде бы разные, но для меня сливающиеся в одно - то самое волнующееся как море лицо, которое я впоследствии назвал лицом толпы. Они вроде бы все разные но в чем-то схожи, в чем-то почти одинаковы. Например, в своей ненависти и презрении.
Дети стоят и сидят, они держат руки на партах и под, и смотрят на меня - любопытно и без эмоций, как энтомолог на редкую бабочку, как раз перед тем, как проткнуть ее иглой и насадить на картон. Три десятка внимательных глаз.
Незнакомые лица. Мне стало не по себе, я не знал что делать. Мне хотелось домой, к маме.
В этот момент хлопнула дверь и моему взгляду предстали двое пятиклассников в одинаковой синей форме с отпоротыми эмблемами на рукавах. Неясно, почему их занесло в первый класс - возможно, они просто страдали от скуки. Притихшим первоклашкам они казались исполинскими и мощными, как осадные башни. Вошедшие прошлись по заволновавшимся рядам, перебирая разложенные учебные инструментарии с хозяйским видом. Помню, класс молчал как рыба. Происходящее казалось нереальным, но в чем-то совершенно правильным. Мы, воспитанники старой тоталитарной системы, уже к тому времени жили в строгой смирительной рубашке правил и уложений, в которой мы подчинялись, подчинялись и подчинялись сильному.
Мы все умели молчать.
Много времени спустя, я понял, что сие немудреное правило характерно для социума вообще. Его структура жестка и тоталитарна, вне зависимости от строя, в котором социум существует. Право сильного, ранги и касты - та сомнительная ролевая игра, в которую так любит играть человечество. По этому праву - если кто-то сильнее тебя - молчи, и тебе оставят жизнь. Мы все умеем молчать.
Особенно я.
То был мой первый шаг по пути избавления от неприятностей. И он последовал сразу после того, как здоровый, плотный пятиклассник извлек чей то портфель и стал наигрывать им в футбол. Удары ноги по резине отчетливо раздавались в переполненной классе. Владелец портфеля наверняка был в этой притихшей толпе, которой преподавался первый урок жизни, но он боялся выдать себя. Я смотрел на творящееся и вдруг меня пробил жуткий страх, потому что я осознал - то же самое может случиться и со мной! Мой портфель! Вслед за смутной мыслью "куда же я попал" пришло нарастающее отчаяние, которого сформировалось где-то в животе, и, пройдя сквозь диафрагму, вырвалось наружу в отчаянном истерическом вопле. Я ревел, я орал, я надрывался от плача, я вопил так громко, что старшеклассники выронили портфель и тупо уставились на меня. Но хуже всего - на меня смотрел весь класс. В их взглядах появились какие-то чувства - что это было? Стыд?
