Одновременно было пересмотрено строительство вооруженных сил. От смешанной системы они переходили на единую кадровую основу. К 1936 году численность кадровой армии составляла 1100 тыс. человек, а к 31 августа 1939 года она выросла более чем до 2 млн. человек. Большую часть призывников составляли рабочие и колхозники, получившие общее образование и знакомые с техникой народного хозяйства.
Таким образом, советская военная теория, отражая практику строительства вооруженных сил, была теорией массовой армии, оснащенной новейшими техническими средствами борьбы.
Теория глубоких форм вооруженной борьбы заняла видное место в научной подготовке командных кадров. Оперативный факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе, а затем и Академия Генерального штаба. Управление боевой подготовки систематизировали и проверяли основные положения этой теории на различных учениях и маневрах, уделяли внимание прикладному и расчетному ее оформлению (применительно к фронту и армии).
В печати встречаются высказывания о том, кто был, так сказать, зачинателем или первооткрывателем этой теории. Мне кажется, что поиски конкретных авторов этой теории бесплодны. Теория глубокой операции и глубокого боя, основанная на марксистско-ленинской методологии и богатейшем опыте гражданской и других войн, опиравшаяся на новую материально-техническую базу социалистического государства и военную доктрину, вытекающую из политики Коммунистической партии, была выдвинута самой жизнью. А в ее научном обосновании и проверке положений принимал участие большой коллектив ученых, практиков военного дела и руководящего состава Красной Армии, в том числе Штаба РККА и Генерального штаба.
Приоритет в разработке этой теории, бесспорно, принадлежит советской военной науке. До 1936 года в трудах и в официальных руководствах (исключая книгу Эймансбергера "Танковая война", в которой рекомендовались молниеносные формы танковых ударов) немецкой и других армий не было даже упоминания об операции и тактике глубокого боя. Правда, в 1935 году немецкий журнал "Милитер Вохенблатт" в статье "Современный Чингисхан" указывал на новизну идей, изложенных в книге Г. С. Иссерсона "Эволюция оперативного искусства", в которой излагались вопросы глубокой операции. Лишь после 1936 года в трудах, опубликованных немецкими генералами, можно встретить, как германская военная мысль довольно в извращенном виде воспринимала советские идеи новых форм вооруженной борьбы{80}. В этом отношении показательна книга инспектора бронетанковых войск немецко-фашистской армии генерала Гудериана "Внимание, танки!", вышедшая в 1938 году. Этот теоретик, не раз жестоко битый в годы Великой Отечественной войны, считал танки единственным средством, способным прорвать оборону и развивать удар. Пехоту он относил к вспомогательным родам войск, которая могла "лишь закреплять успех". Гудериан отвергал тесное взаимодействие танков с пехотой, презрительно называл это "самоубийством". Столь же ничтожная роль отводилась артиллерии и другим наземным родам войск, которые должны были действовать исключительно в интересах танков. Признавалась лишь авиация как средство, способное прикрывать танки с воздуха и сокрушать резервы противника. Гудериан предлагал использовать танки в наступлении четырьмя эшелонами примерно в том же построении, которое советские военные специалисты предусматривали еще в 1933-1934 годах. Уверовав в эту далеко не совершенную и отвергнутую нами схему, Гудериан и весь немецкий генералитет ничего другого не придумали до конца второй мировой войны. В связи с этим высказывания генерала Манштейна о том, что в ходе минувшей войны советское командование заимствовало у немцев целесообразную организацию танков (создание танковых и механизированных корпусов) и переняло их способ глубокого прорыва, находятся в полном противоречии с исторической правдой{81}.
