- Подойди.
Он сделал вид, что не расслышал, завертел головой. Удивлялся или издевался?
- Говорю, подойди ближе.
Он шагнул к ней.
- Я султанша этой земли.
- Прости, женщина, за мою обшарпанность. Казак душа правдивая, сорочки не имеет.
Она повторила:
- Я султанша этой земли. Турецкой земли.
Это он услышал. С сожалением промолвил:
- Встряхнуть бы ее всю нещадно. Жаль, не вышло.
Роксолана упорно пробивалась к его сознанию:
- Я султанша.
Лишь теперь он спохватился:
- О! Почет! Почет и позор!
- Но в моих жилах течет кровь такая же, как и в твоих.
- Черт тебе брат, а Люцифер дядька, вельможная женщина!
- Я не хочу слушать твоих оскорблений. Но прошу тебя внимательно выслушать меня. Ты видишь, сюда прибыл сам великий султан Сулейман, перед которым дрожит полмира.
- А я из той половины, которая не дрожит!
- С нами наш сын Баязид и наша дочь Михримах.
- Вон то малое да плюгавое?
- Великий султан и я отдаем тебе свою дочь в жены.
- Из кандалов да в родичи? Черт ему и рад!
- Не прерывай, когда говорит женщина.
- А чтоб тебе!
- Тебя сделают пашой.
- А что это такое?
- Дадут тебе санджак окраинный на Днепре или на Днестре. В Очакове или в Аккермане.
- Провались они все в сырую землю!
- Дадим тебе воинов. Будет у тебя большая сила. И за все это будешь защищать нашу землю от крымчаков.
Байда насторожился:
- Какую землю? Чью?
- Нашу. Украинскую.
- Да она ведь не ваша и никогда вашей не будет!
- Моя земля. Такая же, как и твоя. Сказала уже тебе, что я с Украины.
- Почему же не защитила до сих пор Украину, коли так? Почему допустила, чтобы орда вытаптывала маленьких детей?
- Не могла. Не было возможности. Боролась за себя.
- За себя? Ну!
- А теперь надумала с тобой.
- А если бы меня не было? Если бы тот утопленник не обманул меня да не поймал?
- Тогда и не знаю.
- И как же все это мудрено, хитро, черт его побери: и султанская дочь, и паша, и войско, а ты лишь стой да охраняй свою землю. Что же я должен за это? Сорочку последнюю? Так уже содрали! Шаровары эти кожаные? Так и они турецкие, потому как содрал их с турецкого хозяина галеры. Что же тогда?
- Должен ты сменить веру.
- Отуречиться и обасурманиться? Да пусть меня сырая земля не примет!
- Я прошу тебя, рыцарь, именем нашей земли прошу!
Байда резко шагнул на маленькую Роксолану, словно хотел задушить эту слабую женщину.
- На веру твою поганую, на всех вас! - И плюнул ей под ноги раз и еще раз.
Роксолана вскрикнула и отпрянула. Но не от разъяренного казака, а от холодного голоса, который твердо прозвучал из-за шелковых занавесок султанской лектики:
