- Я написал также, что у запорожцев ныне есть очень способный полководец Хмельницкий, которого уважают при дворе.
- Displace!*, - промолвил я. - Что-то мне не приходилось слышать о таком полководце Хмельницком? Кто это сказал?
______________
* Не согласен (лат.).
- Это сказал я. А послы говорят только то, что хорошо знают.
Граф изо всех сил стал уговаривать меня, чтобы я поверил в существование этого полководца, намекая весьма прозрачно, что даже Франция могла бы достойно оценить такие способности.
- Франция далеко, - заметил я на эти слова.
- Пан Хмельницкий боится расстояний?
- Говорим не о расстояниях, а о достоинствах. Человек должен заслуживать их у себя дома.
Мне уже становилось теперь ясным, ради чего затеяно было мое пребывание в Варшаве. Кто-то (не сам ли король?) решил продать силу казацкую во Францию, то ли для того чтобы наладить более прочные связи с французской короной, то ли для удаления с Украины всех зачинщиков, представителей "мятежного плебса", который не давал шляхте спокойно спать, держал шляхту в постоянном напряжении. Реестровиков король не может посылать за пределы Польши, ибо этому воспротивится сейм, стало быть, речь идет о Запорожье, о всех беглых, о всех людях вне закона, безродных и бесправных, собственно, и не существующих. Спровадить их куда-нибудь, чтобы вельможное панство могло и дальше наслаждаться золотым покоем, которым оно наслаждается после 38-го года. Меня же хотели, как когда-то Грицка Черного, пустить в те камыши и лозы, чтобы созвал охочих и вел куда-то к черту в зубы. Но Грицка Черного, который пытался вербовать запорожцев на войну против шведов, казаки потихоньку убрали, а сами выступили против панства с Тарасом Федоровичем и хорошенько намяли бока гетману Конецпольскому под Корсунем. Стать еще и мне Грицком Черным, чтобы хлопцы малость попугали панов? Много уже раз пугали, а испугать как следует так и не сумели. Все жертвы были напрасными, такими они будут и дальше. А может, и в самом деле согласиться с хитрыми уговорами графа де Брежи и вытащить этих казачин из камышей, показать их миру, пускай удивится, замрет от восторга, а потом и содрогнется?
- А можно ли во Франции хотя бы вдоволь наесться? - в шутку спросил я графа. - Там ведь нет ни борща, ни саламахи.
Граф смеялся. Он уже видел меня с запорожцами на полях битвы, уже радовался достигнутому, а тут я неожиданно вылил на него ушат холодной воды, заявив, что не могу быть ни во Франции, ни где бы то ни было еще, а только у себя дома, на своем хуторе, где меня ждет все растущее и ползающее. Не добавил о серых глазах, ибо пугался самой мысли о них, да и не было у меня уверенности, что в самом деле это дитя ждет меня и как отца, и как рыцаря из победного похода. А какие же мои победы?
