- Вот то-то и есть, - прервал князь, - что не видим, не слышим и не узнаем, а только повторяем то, что говорят другие. Один плут солжет, сто легковерных невежд поверят, тысяча добрых старушек начнут пересказывать, и бесчисленное множество глупцов, вся безграмотная толпа народа, закричит в один голос: "Чудо"! А там какой-ни будь грамотный мечтатель построит на этом чуде целую систему, напишет толстую книгу и, по любви к собствен ному своему творению, будет, вопреки здравому смыслу и логике, защищать эту ложь до последней капли своих чер нил.
- Так, по-твоему, князь, все те, которые писали об этом предмете, или обманщики, или мечтатели?
- Непременно одно из двух.
- Скажи мне, князь, случалось ли тебе читать демономанию Будена?
- Нет, бог помиловал!
- Но, вероятно, ты имеешь некоторое понятие о Штиллинге, Эккартсгаузене, Беме...
- Нет, душенька, я немцев не люблю.
- Ты прочти, по крайней мере, Калмета: он француз, и сам Вольтер отдавал справедливость его учености и об ширным познаниям.
- А что рассказывает этот господин Калмет?
- В своей книге о "Привидениях и вампирах" он приводит различные случаи, которые доказывают, что умершие могут иметь сообщение с живыми, что явления духов не всегда бывают следствием расстроенного воображения, болезни или какого-нибудь обмана и что они решительно возможны, хотя противоречат нашему здравому смыслу или, верней сказать, нашим ограниченным понятиям о мире духовном и сокровенных силах видимой природы. Я советую тебе, князь, хотя из любопытства пробежать эту книгу.
- Да знаешь ли, Нэйгоф, что я читал книги еще любо пытнее этой, и если уж пошло на чудеса, так прочти это таинственное, исполненное глубокой мудрости творение, ко торое мы, бог знает почему, называем "Тысяча одною ночью, или Арабскими сказками".
- Ты не хочешь никому верить, князь, ни немцам, ни французам, так слушай! Сочинитель книги под названием "Чудеса небесные, адские и земель планетных, описанные сходно с свидетельством моих глаз и ушей" - этот ученый муж, который говорит, начиная свою книгу: "Бог дал мне возможность беседовать с духами, и эти беседы продолжались иногда по целым суткам", - был не сумасшедший, не обманщик, а любимец Карла XII, знаменитый и всеми уважаемый Сведенборг.
- Мало ли кого уважали в старину: в царстве слепых и кривой будет в чести.
- Нет, князь, ошибаешься, его станут все называть об манщиком или безумным за то, что он хотя и плохо, а всетаки видит своим глазом то, чего не видят слепые, которые готовы божиться, что солнца нет, потому что они не могут его ощупать руками. Признаюсь, всякий раз, когда я говорю с таким моральным слепцом, мне хочется сказать: "Procul, b procul este profani!" (Прочь, непосвященные! (Лат.))
