Нет, не боялся Егор будущего в те дни, когда, тощий и голодный, с впалыми щеками, выдавшимися скулами и надглазницами, в ссевшихся портках и в посконной рубахе, с топором за опояской, стоял он на песчаной додьгинской кошке* против дремучего, от века не рубленного леса. Тайга не пугала и не давила его, словно он от природы готов был бороться с ней.
_______________
* К о ш к а, к о с к а - коса, отмель.
- Ну ладно, это ведь зря мы перед барином дуру пороли, - с обычной своей прямотой говорил он мужикам, собравшимся у его балагана. - Теперь надо работать. Конечно, надо же, чтобы начальство за место поручилось. Раз он маленько поорал на нас, барин-то, значит уж поручился, и теперь нам жить тут... Да и то сказать, место тут как место, как везде, тайга и тайга. Робить надо. Поплачем да потрудимся, бог даст, земелька-то отплатит за пот да за слезы. Верно казаки бают: или где нас пашни ожидают приготовлены? А по правде сказать, ведь это не край, а раздолье, тут хоть вздохнешь. Никого нету. Всякий себе голова...
- Раздолье!.. - горько усмехнулся дед. - Эх-хе-хе, Егорушка, родимец! - с сожалением и мягкостью вымолвил он. - Земля эта век впусте лежала, почему-то не жили на ней люди, ты на нее большую надежду не клади.
- Как она хлеба не родит, придется нам на другое место кочевать, заговорил Тимошка Силин. - На Уссури ли, еще ли куда.
- Не приведи господь! - вздохнул Пахом.
- Об Уссуре теперь какие разговоры, - недовольно возразил Федор. - Ты бы, Тимошка, еще Барабинокие бы степи вспомнил.
- Надо же кому-нибудь и тут населяться, - стоял на своем Егор, - не пустовать и тут месту.
- А ты, Кондратьич, при барине вроде как бы соглашался с нами? А? спросил Тимошка.
Кузнецов, казалось, не слыхал его слов. Конечно, перед барином и он был со всеми заодно. Чтобы Барсуков не думал, что место может нравиться, и он делал вид, будто поддерживает общество. А то скажут, мол, облагодетельствовали, решат за это мужикам какой-нибудь ущерб нанести, содрать чего-нибудь, недодать, противлений не примут. Решат: мол, лес, чаща - это пустяки, мужик все сдюжит. Так представлял себе Егор рассуждения чиновника.
Всего этого он не стал объяснять мужикам. Они и так его понимали. Вскоре переселенцы разошлись, качая головами и сетуя на амурские непорядки.
Егор думал теперь о том, что лес этот на пятьдесят сажен вдоль берега и вглубь на сколько угодно станет его собственностью и что надо рубить, корчевать и жечь пеньки, подымать целину, потом копать в береге землянку да ожидать, когда сплавщики доставят коня и корову. Теперь некогда было думать и раздумывать, хорошо тут или худо и нет ли где места получше, а надо работать и работать, сколько станет силы. Место, как он понимал, годилось для жилья, на здешней земле можно было пахать и сеять. Правда, по дороге попадались угодья получше, но что было, то прошло, и мало ли где что есть хорошего, да нас там не ожидают.
