Как известно, для столичных корреспондентов не существует ничего невозможного. И на другой день, обольстив гранитного завхоза, приезжий вылил на свои роскошные унты полную банку крутой сгущенки, превратив их в нечто непотребное и став заодно объектом неослабного внимания со стороны местного собачьего контингента.
А Фарих уже перебивает друга и в лицах начинает изображать, как он сам-шестой вывозил в жестокую пургу на двухместном разведчике Р-5 группу специалистов, торопившихся к месту аварии в отдаленном свинцовом руднике на Вайгаче. Как разместились они в машине, словно в детской сказочке: "дедка за репку, бабка за дедку..." и как, не выдержав чумовой болтанки, один из членов комиссии, маститый представительный старец, посчитав, очевидно, что близится его последний час, во весь голос запел какой-то священный псалом, а другой пассажир, помоложе, устроившись позади Фариха, в ответственнейший момент почти слепой посадки стал лапать его, словно одалиску, и напоследок оторвал пилоту две пуговицы на новом комбинезоне.
Так, вплоть до расставания, беседа течет в этом несколько опереточном ключе. Последним, кажется, поступает сообщение Кекушева о том, как начальство, объявив на, одной из вынужденных зимовок суровый сухой закон, сбилось с ног, разыскивая исчезнувшую бутыль со спиртом, содержимым которой оказался заряжен скромно висевший на стене столовой... огнетушитель.
И когда неугомонные старики разъехались наконец по домам, несколько расчувствовавшись от калгана, а больше размякнув от перетряхнутых воспоминаний, я тщательно процедил свои впечатления.
Что же, у этих ветеранов не нашлось в жизни героических поступков, рискованных положений, случаев самопожертвования, взаимовыручки и многого другого, о чем можно было рассказать? Или события эти не так четко отложились в их памяти?..
Нет, и события запечатлелись, как надо, и героического у этих дедов в свои времена было, как говорится, навалом!
И я вспомнил двадцатипятитысячекилометровый воздушный рейс Фариха по Большому северному кругу, над торосами и разводьями угрюмых студеных морей. Это, между прочим, больше ста взлетов и посадок тяжелой машины на никем не обработанной арктической целине. Разве это не было сенсацией, выплеснувшейся далеко за пределы Страны Советов? Или перелет из Красноярска в Дудинку в неутепленной, открытой кабине субтильного У-2 при пятидесятиградусном морозе со знойким полярным ветерком?
Да и тот самый перелет на Вайгач, когда Фарих почувствовал себя в роли одалиски? Ведь это был рейс не только величайшего мужества, но и возможное перекрытие рекорда на грузоподъемность машины этого класса, не зарегистрированное в ФАИ по той простой причине, что мы еще не входили в эту авторитетную организацию.
