Взгляд выхватывает из Сумерек кусок плеча И скользит по телу вниз. На экране два врача Разговаривают о Наступающей весне. Мне не надо ничего В этой вымершей стране, Кроме пары одеял, Пары книжек под рукой И тебя, мой идеал, Впрочем, как в любой другой. Или:
Английское телевидение, русские небеса. День сужается к вечеру. На лестнице голоса Соседей-дегенератов, собравшихся покурить Напоминают о том, что не с кем поговорить. Стены, скучнее романов Бальзака или Золя Со всех четырех сторон. Жизнь прожита зря, Если рассматривать жизнь, как сумму отдельных дней, А не как функцию смерти с переменными в ней. - Философское, - уважительно заметила, жуя утром гречневую кашу, Кореянка Хо. - Математическое. Еще одно стихотворение было такое (8 по вертикали, персонаж античной мифологии):
Минотавр бегает по музею. Заблудился, несчастный, среди рембрандтов, Тицианов и прочих. Снаружи зелень Шелестит над толпами экскурсантов. Он с разбегу приник к пейзажу с кровлей, Башней, облаком, озером, пилигримом. Пилигрим пахнет красками, а не кровью. Краски плесенью, материнским гримом. Подбегает к дверям, наконец, охрана Во главе с героем. Кричат. Капризу Повинуясь, рассеянно Ариадна Опускает в карман золотую гильзу. Подытоживая впечатление, Кореянка Хо сказала, что Тема - поэт посильнее Рембо (она имела в виду героя нескольких американских боевиков и ударение уверенно ставила на первом слоге). Марина сказала, что он гений, но, между прочим, поинтересовалась, правда ли то, что написано в стихотворении "Я и три мои малышки". Тема взялся было пересказывать Марине школьные теории взаимоотношений автора и лирического героя, но потом сбился и сказал, что вообще все выдумал, причем давно, еще задолго до того, как они познакомились. Три стихотворения он посчитал неудачными. Четыре были совершенно неприличные. Еще три он просто не понял. Он, вообще, многое в своих стихах не понимал: что общего, например, у Минотавра с Ариадной, каким таким материнским гримом пахнут краски на неведомой картине, с каким героем во главе подбегает к дверям запыхавшаяся охрана (он представлял себе отечественного офицера внутренних войск в гладкой фуражке и со знаками отличия на парадной гимнастерке), и за окнами какого музея шелестит зелень невообразимых деревьев. В глубине души Тема считал, что главное в стихах это рифма, плюс еще та комфортабельная ухабистость, при которой они лучше всего запоминаются. Одно стихотворение без рифм Тема сочинил случайно. Оставшиеся тексты Тема набрал у Антона на компьютере (на эту нехитрую процедуру ушло почти три месяца), напечатал у Антона на принтере и отнес в редакцию поэтического альманаха "Кислород". Редакция журнала арендовала три комнаты на третьем этаже трансформаторного завода, напротив норвежского консульства, занимавшего, вследствие таинственных дипломатических трений, казенное помещение бывшего заводского отдела кадров. В редакции Тема был любезно принят молодым человеком в свитере и в очках со стеклами такой толщины, что за ними не было видно ничего, кроме переливчатой пустоты. Молодой человек угостил Тему чаем, засунул папку со стихами в стол, подарил экземпляр журнала и пообещал позвонить через неделю. Финансировала журнал фирма по продаже хозяйственных товаров, так что из сорока напечатанных на разносортной бумаге страниц двадцать были посвящены проблемам современной просодии, другие двадцать - стиральным порошкам, мочалкам и туалетной бумаге. Два месяца Тема довольствовался статусом гения. За это время он записался в библиотеку, прочитал за четыре дня четыре тома поэтической антологии и, как следствие, сочинил еще один стих:
