До рассвета оставалось немногим больше четырех часов. Дождь не переставал. Идти было трудно, особенно по пахоте: на ноги налипало столько грязи, что их едва передвигали.
Как ни торопились, до рассвета все-таки не успели перейти опасное место - шоссейную дорогу. Забрались в воронку, залегли в ней. По правую сторону, за пригорками, - райцентр Зуя. Слева - город Карасубазар. В километре виднеется деревушка, там - враг.
Мокрые до нитки, подрывники лежали в воронке, а дождь все лил и лил до самого вечера не переставая. Рядом шоссейная дорога. По ней весь день идут и идут вражеские машины, тягачи, бронетранспортеры, фургоны, кавалерия. Тащатся в сторону Керчи. Ребята с болью смотрят на это и злятся, что не могут открыть огонь.
Наконец подкрались сумерки, все с облегчением вздохнули. Теперь обогреются ходьбой. Да и в лагере скоро будут! Подождали, когда смолк гул, и друг за дружкой, цепочкой, устремились к шоссе.
У обочины остановились, прислушались: на дороге никого не было, но со стороны Симферополя приближался рокот мотоциклов. Подрывники быстро перебежали шоссе и притаились в зарослях терновника. Мимо проскочила пара мотоциклов с колясками. Вслед за ними, вынырнув из балки, быстро приближались два желтых огня.
"Машина", - мелькнуло у Иванова, и в одно мгновение пришло решение уничтожить ее. Саша быстро отстегнул от ремня две гранаты и бросился к шоссе. Вот машина уже против него... И Иванов швырнул одну за другой гранаты.
Взрывы разбудили степь. К Саше тут же подбежали Мовшев, Катадзе и выпустили по машине короткие очереди.
- Не стрелять, ребята! Живыми взять! - негромко приказал Иванов.
От машины полыхнул огонек. Саша качнулся, почувствовав, как ему обожгло руку, но удержался на ногах. Катадзе и Мовшев, подкравшись к машине, обезоружили немецкого офицера и волоком потащили его к Иванову. Машину уже лизали огненные языки...
Иванов был ранен в левую руку немного ниже плеча. Пуля прошла навылет, не задев кость. Руку наскоро перевязали, наложили жгут и двинулись к лесу.
Пленного офицера пришлось буквально тащить за собой силком. Он упирался, не желая идти по хлюпкой грязи: на нем был новый мундир, лакированные, с высокими голенищами сапоги. Катадзе подталкивал его и сердито ворчал:
- Давай пошевеливайся... Живее топай! Нянчиться не буду - некогда...
Вскоре достигли опушки леса, опасность осталась позади. Присели отдохнуть. А в это время далеко-далеко, в стороне Сейтлера, раздался глухой взрыв. Подрывники весело заулыбались. А Мовшев даже обнял Катадзе и негромко крикнул:
