«Ладно, ничего страшного, Гейл, — говорила я себе. — Не стоит особенно беспокоиться. Завтра ты уедешь домой со своим сыном и, возможно, никогда больше не увидишь Сэйвила…»
Хотя нет, увижу, мелькнула утешительная мысль, обязательно увижу — ведь здесь остается Мария. И потом, вообще… завершение сделки… денежные дела…
Я ворочалась с боку на бок и думала то о графе, то о Никки.
Так прошла ночь.
Примерно в пять утра начался дождь. Я слышала, как его капли стучат в оконные стекла, а когда в восемь часов пришла горничная и раздвинула шторы, за окном был серый, туманный день.
Мы вместе с Никки спустились к завтраку. Сэйвил уже сидел за столом, пил кофе и просматривал утреннюю газету.
Он вежливо улыбнулся и раскланялся, когда мы вошли. Зеркало подсказало мне сегодня, что мое лицо носит явные следы бессонной ночи, но сколько ни всматривалась украдкой, я не заметила тех же признаков на лице графа. Это, не скрою, вызвало у меня легкое раздражение.
— Какой пасмурный день, — сказала я, положив себе на тарелку крутое яйцо и булочку.
Села я как можно дальше от хозяина дома.
— Да, — согласился Сэйвил, — поэтому я велел приготовить для вас с Никки фаэтон, а не открытую коляску, как вчера.
Никки, набрав полную тарелку еды, уже уселся рядом с графом.
— Вы поедете с нами, сэр? — спросил он.
В его кристально чистых глазах явно светилась надежда.
Сэйвил аккуратно сложил газету и отодвинул ее от себя.
— К сожалению, нет, — ответил он ласково. — Сегодня мне предстоит поездка в Лондон.
— Значит, приедете, когда приведете обратно Марию, да? — после некоторого раздумья догадался мой сын.
— Возможно, — ответил Сэйвил, но я понимала, что больше он не приедет.
Граф повернулся ко мне и заговорил деловым тоном:
— Мой помощник Холл подержит здесь вашу лошадь, пока не убедится, что она жеребая. А затем вернем ее вам. Не тревожьтесь, все будет в порядке.
— Спасибо, милорд, — сказала я.
Он молча кивнул.
Сэйвил сидел через два стула от меня, но я понимала — между нами сотни миль.
Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы понять, что граф сожалеет о произошедшем вчера вечером.
Может, опасается, что я стану надоедать ему? Навязываться? Решу, что имею на это право?
Тогда он очень заблуждается…
— Поторапливайся, милый, — сказала я Никки. — У его сиятельства много дел, и нам тоже надо пораньше быть дома.
Мой послушный сын тотчас отложил вилку и сказал:
— Я готов, мама.
Я испытала некоторые угрызения совести, когда увидела, сколько он оставляет на тарелке, но не изменила решения: уехать, скорее уехать!
