Ко мне направлялась леди Реджина. Взяв за руку, она подвела меня к остальным.
Граф Сэйвил, стоящий у стены справа от камина, кивнул мне и учтиво спросил:
— Надеюсь, вы уже немного пришли в себя после утомительного путешествия?
Я взглянула на него. На нем был вечерний костюм: белая рубашка, шейный платок, черный, облегающий фигуру фрак, такого же цвета узкие брюки. Он улыбался, но глаза оставались серьезными.
— Спасибо, милорд, я чувствую себя хорошо, — ответила я.
— Позвольте представить вас моей кузине леди Девейн, — сказала сестра Сэйвила, и, повернувшись, я увидела женщину, сидящую в большом, обитом атласом кресле.
В первое мгновение я заметила только, что она довольно полная. Затем обратила внимание на то, что уголки глаз у нее странно опущены, как будто она изнемогает от усталости. И наконец, поняла, что эта женщина смотрит на меня с явным подозрением.
— Сандерс? — повторила она. — Вы имеете какое-либо отношение к сквайру Сандерсу из Хатфилда?
Я заметила, что леди Реджина внимательно вглядывается в нас обеих.
— Я его невестка. Вернее, была невесткой. Мой муж скончался несколько лет назад.
Брови Гарриет, широкие, песочного цвета, похожие на гусениц-близнецов, сошлись у переносицы.
— Господи, так вы, наверное, родственница той колдуньи, вышедшая замуж за младшего сына сквайра? Да? — выпалила она на одном дыхании.
Все, кто находился в комнате, воззрились на меня.
Сэйвил произнес холодным тоном:
— Какая колдунья? О чем вы толкуете, Гарриет?
Та повернула к нему голову:
— Ну, как же! Есть такая особа, она живет в Хатфилде. Все местные считают ее колдуньей и обращаются за всякими снадобьями, лечебными и любовными. У нее, кажется, две племянницы… — Она опять устремила на меня темные, производящие странное впечатление глаза. — Вы одна из них, правильно?
— Моя тетя просто-напросто травница, леди Девейн, — сказала я и сама почувствовала нотки презрения в тоне, каким произнесла ее имя. — Лишь невежественные люди могут путать лекаря-целителя с колдуном.
Неприятный румянец окрасил щеки Гарриет. Она собралась ответить, но ее опередил резкий мужской голос:
— Не распускайте свой язычок, миссис! Вы полагаете, что можете разговаривать таким тоном с моей дочерью, но будете иметь дело со мной, Элбертом Коулом.
Подняв глаза, я увидела мужчину, стоящего справа от кресла леди Девейн. На вид ему было лет шестьдесят, и, судя по одежде, он принадлежал к купеческому сословию: старомодный коричневый долгополый сюртук, бриджи до колен, заканчивающиеся чулками, башмаки с квадратными носами, украшенные пряжками. И жилет — не снежно-белый, как у Сэйвила, а весь расшитый какими-то пестрыми тропическими птицами.
