На своей земле | страница 3
Над нами с грохотом пролетел вертолет, направляясь к едва видному в летнем мареве городу Газа. Там поблескивали стекла спокойно идущих по улицам машин. Они к вертолетам над своей головой давно привыкли, как и к разрушению оставлен-ных террористами построек. Нефтедоллары неисчерпаемы - построят со временем новые блок-посты и казармы. Израиль, к возмущению всего мира, "неадекватно ре-агирует точечными авианалетами"" на очередной терракт. Мировые телерепортеры охотнее показывают троих поцарапанных арабов среди ужасающих руин, чем еврей-ский город с убитыми и искалеченными.
Так это же просто везение, братцы, спели бы палестинцы, знай они Высоцкого, те-перь я спокоен, кого мне бояться?..
Мы вошли в дом переодеться в траур. Изабелла уже подмела осколки стекла на кух-не. Пробитые трисы празднично подмигивали блеском моря, ворчащего прибоем под самыми нашими окнами, сразу за изумрудом лужайки. У дома Ицика молча стояли люди. Мы прошли туда же. Митингов давно не было. Все было сказано. Очередная смерть вызывала уже не столько гнев и тревогу, сколько отчаяние, граничащее с ту-пым безразличием. Соседи посторонились, и мы прошли в комнату. Вика лежала с аккуратной белой повязкой на голове. Нигде не было видно ни крови, ни разрушений. Словно этот осколок был контрольным выстрелом профессионального киллера. Рома сидел у ее изголовья вместе со вдовцом. Увидев меня, он хотел встать, но лицо его вдруг исказила жуткая улыбка, после чего он опустился на табурет и охватил голову руками. В рабочем уголке Вики весело светились заготовки для цве-тов. У нее все всегда было по полочкам.
В тишине нагло запел мой мобильник. Я выхватил его из кармашка и нажал кнопку.
"За нас не беспокойтесь, - неприлично звонко кричала Таня. - Нам целую дивизию придали!" "Почему?" - глупо спросил я, стесняясь самого факта разговора в таком месте и в такой час. "Так тут к вам само главное миролюбище едет. Выразить свои искренние соболезнования."
Она не сказала, кто именно едет, но все почему-то поняли и начался возмущенный гомон. Даже Рома снова поднял голову, а Ицик беспомощно и громко заплакал...
Здесь необходимо не столько лирическое, сколько политическое отступление.
Я по природе человек незлобивый, флегматичный и, сколько себя помню, толстый, рыхлый и более чем мирный. Мой избыточный рост и вес создали мне еще в школе такую репутацию, что меня не особенно задирали. То же было и в армии. Все знали, что если меня всерьез обидеть, то мой кулак мягкий, но тяжелый. Мир для меня всегда был лучше ссоры. Именно таким я приехал в Израиль и тут же определил свое политическое пристрастие к лагерю мира. Поскольку славная КПСС отбила у меня охоту вступать в любую партию, я был беспартийным активистом партии энергии. Все это продолжалось до тех пор, пока поток умелой пропаганды заменял мне реа-лии. Потом я стал внимательнее приглядыватья к своим кумирам. И чем больше я их расшифровывал, тем в больший гнев приходил от их бессовестной лжи и лицемерия. Сначала это коснулось того, что меня тогда больше всего интересовало - трудо-устройства академаим. Но потом они, казалось, вообще закусили удила и пошли вразнос уже в деле урегулирования отношений с палестинцами. Здесь реальность так контрастировала с их политикой, что для меня слово "миротворец" стало синонимом "демагога", а лидер некогда любимой партии выглядел монстром. Он достоверно знал, что 85% палестинцев за войну с поголовным уничтожением всех израильтян и что арабский национализм страшнее даже нацистского. И, тем не менее, действуя по принципу эффективности чудовищной лжи, навязывал моему народу мысль о его вине перед всегда нападавшими на нас арабами. Поэтому, мол, им надо немедленно отдать пол-Израиля. Когда это удалось, "миротворцы" взялись за остальное, включая мой дом.