Проходя мимо мусорной урны, она вынула из сумочки смятый полиэтиленовый пакет и бросила его в урну. Пакет неожиданно тяжело брякнул о жестяное дно, но женщина даже не оглянулась, она и без того знала, что в пакете лежит портативная рация, с помощью которой она активировала дистанционный взрыватель бомбы. Избавившись от улики, она добралась до Белорусского вокзала и через сорок минут уже поудобнее устраивалась в вагоне электрички. Она была спокойна: ни о каких угрызениях совести не могло быть и речи, не говоря уже о страхе.
В том, что она сделала, не было корысти, и наказание не страшило ее. Преследователи не могли ее настичь просто потому, что это было невозможно: она была под защитой.
* * *
По ночам он видел сны. Сны были разные: хорошие и плохие. Плохих снов почему-то было больше, и это его огорчало.
Но хуже всего был сон про снег, хотя как раз в нем-то, на первый взгляд, как раз и не было ничего страшного. Он повторялся раз за разом, словно содержал в себе зашифрованное послание, и после него лежавший на постели человек каждый раз просыпался, с головы до ног покрытый холодным липким потом и со странной уверенностью в том, что мог умереть во сне.
Ему снился снег – просто снег, ничего больше.
Была огромная чернота, и в ней стеной валил крупный снег, такой густой, словно где-то на огромной высоте непрерывно разгружались наполненные гусиным пухом фантастически громадные самосвалы.
Снег просто падал, снег летел прямо в лицо вместе с порывистым ветром, снег заворачивался в крутящиеся, подвижные столбы.., он был повсюду, этот снег, им приходилось дышать, и это было чертовски неприятно. Снег почему-то ассоциировался с болью – огромное черное небо и огромная белая боль, где-то на самом краю восприятия подсвеченная розовато-оранжевыми сполохами, словно там, в этом непроглядном месиве черного и белого, что-то дымно и нескончаемо горело.
Двигался не только снег, он тоже двигался в этом странном сне, медленно и мучительно пробиваясь сквозь черное и белое, падая, поднимаясь, ползком, по миллиметру продвигая вперед огромное, как аэростат, непослушное тело, до краев наполненное болью. Там, во сне, ему все время казалось, что он ползет вперед только для того, чтобы узнать.., чтобы вспомнить наконец, кто он и что с ним произошло.
Это знание было надежно укрыто за пеленой снега, и он никак не мог отыскать его. Порой ему казалось, что истина лежит где-то в той стороне, где полыхал сквозь метель огонь, но он продолжал упорно ползти вперед, прочь от этого огня, потому что точно знал: там, позади, его поджидает смерть.
