По случаю субботы полковник ФСБ Самохвалов Евгений Ильич был дома и, сидя на кухне, уже минут пять монотонно помешивал чай серебряной ложечкой.
– Да он уже остыл! – послышался голос жены.
– Что? – Евгений Ильич повернул голову.
– Говорю, чай твой остыл! А ты просил налить горячего.
– А, да-да, спасибо, Зина, спасибо. Ты, как всегда, все замечаешь.
– Хотя, в отличие от тебя, и не служу в ФСБ.
– Ты – в ФСБ?! Представляю, как бы ты гоняла подчиненных.
– Не то что ты, либерал. Даже просто прикрикнуть на кого, и то у тебя смелости не хватает.
– А чего на них кричать, – возразил Евгений Ильич, – они и так неплохо работают, стараются.
– Стараются, стараются… Да только отдуваться за их работу тебе приходится.
– Что поделаешь, за подчиненных всегда отвечает начальник.
– Пей чай-то, в конце концов! Вот бутерброды тебе сделала свежие, а ты сидишь, словно в прострации. Опять, небось, о чем-то своем думаешь? Уже целый месяц сам не свой… Женя, я тебя не узнаю.
Если что случилось, так скажи, поделись, может, помогу или хотя бы поддержу.
– Ты и так меня поддерживаешь. Ничего не случилось, не бери в голову.
– Как это, не бери? Да я на тебя просто смотреть без боли не могу. Даже дочь уже спрашивает:
«Что с отцом происходит?» Может, ты себе любовницу завел?
– Я? – Евгений Ильич улыбнулся, но улыбка получилась жалкой, растерянной, а он хотел выглядеть бесшабашно.
– Не умеешь ты притворяться, не то что твои друзья по работе. По ним никогда не скажешь, что у них на душе. А ты какой-то…
– Но ведь ты меня за то и любишь, что я «какой-то»? Какой, кстати?
– Да, да, люблю. Пей чай, наконец! Давай кипятка добавлю.
– Добавь, – Евгений Ильич подвинул чашку, жена подлила кипятка.
Но Самохвалов вновь принялся, звякая ложечкой о чашку, помешивать золотистую ароматную жидкость.
– Дай-ка ее сюда! – жена забрала чайную ложечку и швырнула в мойку. – Так ты точно решил ехать?
– Надо, – не очень уверенно подтвердил Евгений Ильич.
– Что значит надо?
– Там уже две недели никого не было. Дом выстыл, как собачья будка.
