Сиверову разрешалось проносить в помещение архива плеер с наушниками. Когда-то он пробил себе эту льготу через генерала Потапчука, объяснив, что гораздо продуктивнее работает с документами под музыку любимого Вагнера. Взамен Потапчук потребовал являться в архив как можно реже и в нерабочее время. Не надо смущать своими наушниками других, штатных агентов.
Время за работой летело быстро, подгоняемое ледяной бурей вагнеровских «Нибелунгов».
Ночь, одиночество, оперная музыка — что еще нужно для полного сосредоточения? Сиверов вычеркивал одни фамилии, ставил галочки против других. В конце концов он распределил давнишних постояльцев по нескольким категориям. В разряд «первоочередных» попало полтора десятка человек.
Ближе к утру из них осталось трое. Один из этой троицы эмигрировал вместе с семьей в Америку. К эмигрантам Сиверов относился нормально: если не хочешь жить в стране, гораздо честнее уехать, чем жить, держа кукиш в кармане. Внимание привлекло совсем другое — творчество человека по фамилии Голобродов и его связи с КГБ.
Голобродов начинал журналистом, в семидесятых писал в «Известиях» большие интересные статьи — «острые», как тогда говорили. Потом попробовал себя в литературе. Сиверов помнил серию книжечек в мягком переплете: альманах «Подвиг» — зарубежные детективы и советские повести о разведчиках.
Однажды, будучи уже сотрудником ФСБ, Глеб видел старую растрепанную книжонку в руках одного из коллег.
— Охота тебе читать эту муру.
— Просто попалась в руки. Вполне годится, чтобы убить время. Кое-какие детали мужик описывает со знанием дела. Похоже, консультировался у грамотных людей.
***
С будущей женой Голобродов познакомился на многолюдном дне рождения. Народ собрался самый разношерстный, но всех объединяло одно — молодость. Все они были моложе Голобродова, чьи годы подкатили к отметке «30». Он не уступал собравшимся ни в чем — ни в умении танцевать рок-н-ролл, ни в восторге перед «Битлами», ни в способности много пить и травить анекдоты. Но все-таки чувствовал себя не в своей тарелке.
Будущая жена понравилась ему меньше всех. Эта брюнетка с острым носом и модной стрижкой много курила с пренебрежительно опущенными уголками губ и слишком картинно сбрасывала пепел в пепельницу. В противовес всем она одна говорила о джазе, и Голобродову это показалось просто желанием выделиться из общей массы.
