Стать бы на минуту невидимым, пройти сквозь стену и обратно. Багаж дипломатов наверняка уже досмотрен не раз, и больше его досматривать не будут. Всего только передать крест и сказать на прощание несколько слов. Никаких сантиментов, минимальные пояснения. Бывший белогвардеец и красный дипломат по гроб жизни останутся малоприятными друг для друга людьми.
Момент казался подходящим. Ресторан откроется через час, в фойе пусто. Разве только очередная пара пассажиров, продолжая экскурсию по судну, забредет мимоходом.
Усевшись в кресло, Лаврухин разглядывал плинтус. Прибит аккуратно, прочно, но гвоздики мелкие. Отогнуть? Вдруг приоткроется щель?
Оглядевшись по сторонам, он достал из кармана добротный нож со множеством лезвий из золингенской стали. Плинтус снялся легко и бесшумно — полоска в метр с лишним длиной. Ничего интересного не обнаружилось: все пригнано тщательным образом, вот она, пресловутая германская аккуратность.
Номер не прошел. Быстро вставить плинтус на место. Что дальше? Постучать, дождаться ответного стука? Гестаповец прохаживается по палубе достаточно далеко от дверей каюты, ничего не услышит.
Лаврухин приготовился подать сигнал человеку из «Опеля», но тут в помещение ввалилась веселая компания — трое офицеров в черных мундирах и фуражках с высоченными тульями, в начищенных до блеска сапогах и портупеях. Эти чувствовали себя хозяевами. Когда страна начинает большую войну, люди в погонах особенно презрительно смотрят на штатских. Все лучшее должно принадлежать военным, кующим победы рейха.
Голубоглазые блондины даже не посмотрели на Лаврухина, он был для них пустым местом. Отпуская плоские шутки, угостились сигаретами из портсигара. Лаврухин мучился от собственного бессилия. Разрядить бы сейчас револьвер в этих ублюдков!
Наконец офицеры убрались. Лаврухин трижды постучал в переборку. Ответа не последовало — дипломат, наверное, боялся провокации фашистов. Вдруг они ищут предлог, чтобы задержать кого-то из сотрудников посольства и не выпустить вместе с другими в шведском порту? Лаврухин постучал еще раз, снова безрезультатно.
Оперся на подлокотник кресла, свесил голову, будто в полном расслаблении. С палубы кажется, что человек просто задремал, надышавшись морской свежести. Негромко, но отчетливо он произнес по-русски:
— Мы с вами встречались возле сквера на Аугсбургерштрассе. В машине, в «Опеле».
Никакой реакции. Может быть, он ошибся и в каюте пусто — дипломата успели перевести в другую? Тогда дело совсем плохо.
