- Беллетристика, - с отвращением сказал он. - Библиотека приключений и фантастики. Цирк. И даже не цирк, а балаган - с бородатыми женщинами и человеком-мухой. Несерьезно это, майор.
- Да почему же несерьезно? Наши высотки - это вам не Эверест какой-нибудь. Особенно сталинские.
По ним же карабкаться - одно удовольствие.
Сорокин высоко поднял левую бровь.
- Я имею в виду, для человека с соответствующей подготовкой, - быстро поправился Амелин. - Скажете, мало у нас таких?
- Урка-скалолаз, - с сомнением предположил Сорокин. - Хотя урками, конечно, не рождаются... Да нет, это какой-то Голливуд!
- Обзываться все умеют, - проворчал Амелин. - Особенно на младших по званию. В общем, при всей фантастичности это можно принять в качестве одной из версий. Кто нам мешает осторожно пощупать всяких альпинистов, циркачей, гимнастов.., кто там еще подходит по профессии?
- Монтажники-высотники, - с невозмутимым видом подсказал неисправимый Амелин, которого, казалось, не мог по-настоящему огорчить даже уход жены.
- Монтаж.., тьфу на тебя! Шуточки ему...
- Да какие уж тут шуточки, - внезапно помрачнел майор. - Это ведь еще не все.
- Так, - обреченно сказал Сорокин. - Есть свежие новости?
- Сообщение поступило полчаса назад. На этот раз он отметился возле Белорусского вокзала. Группа из райотдела уже на месте, так что вам туда ехать незачем...
- Да я и не собирался. Что же мне, за каждым домушником по Москве гоняться?
- Видите ли, товарищ полковник... На этот раз на месте преступления остался труп.
Глава 2
До некоторых пор все было предельно просто и ясно.
Человек, которого какой-то острослов в милицейских погонах уже успел окрестить "Мухой", никого не убивал и убивать не собирался - у него не было ни склонности к мокрым делам, ни каких бы то ни было причин ими заниматься. Это вовсе не означало, что он пацифист по натуре.
В свое время этот гибкий, несмотря на возраст, невысокий, но пропорционально сложенный мужчина с твердыми, как железо, но удивительно подвижными пальцами отправил к Аллаху немало правоверных бородачей, но тогда на нем была военная форма, и никто (кроме, разумеется, все тех же пацифистов) не считал его поведение зазорным. Благодарная Родина прицепила ему на грудь парочку медалей и орден Красной Звезды, а бородатый корреспондент столичной газеты, которого на подступах к лагерю чуть не шлепнул часовой, принявший его за "духа", накатал о его подвигах восторженную статью, впоследствии изрубленную в капусту, а после и вовсе запрещенную военной цензурой. Муха, которого в то время еще никто так не называл, не обиделся.
