— Ну-ну, — сказал Глеб. — Не горячись, Арчил.
— Почему же? — вмешалась Ирина. — По-моему, все правильно. И где был бы Арчил Гургенидзе, если бы не один русский?
— Вай, не спрашивай! Как подумаю, где бы я был, плакать хочу, клянусь! Этот человек меня с того света на руках вынес.
— Арчил, — с нажимом повторил Глеб.
— Что, дорогой? Я неправду говорю? Десять километров по горам кто меня на спине тащил?
— Кто? — заинтересованно спросила Ирина. Грузин повернул к ней носатое лицо и расплылся в широкой улыбке.
— Вах, красавица! Не женщина — солнце! Не знаешь, кто? Он сейчас тут сидит, вино пьет, шашлык кушает. Смотри, какой хмурый. Не любит, когда про него хорошо говорят. Ему неинтересно, что Арчил почти двадцать лет мучился, горевал: вай, Арчил, вай, ишак, месяц без памяти лежал, не успел брату «спасибо» сказать! Зачем такой ишак живой остался, если брата убили?
— Считай, что сказал, — хмуро перебил его Глеб, испытывавший мучительную неловкость от этих горских песнопений в его честь. — Может, хватит об этом?
— Как скажешь, дорогой. Уйду в горы, песни петь буду, пускай меня камни слушают, если ты не хочешь. Слушай, пошли со мной! Я здесь случайно, всего на одну ночь. Завтра забираю группу туристов и — домой, на базу. Поехали, генацвале! У меня там хорошо, тихо. Посидим, вина выпьем настоящего, шашлык сам сделаю, поговорим, вспомним наших ребят… А? Я хорошо придумал, клянусь! Зачем вам этот курорт?
Глеб посмотрел на Ирину. Предложение было заманчивое, но вот море…
— Там же моря нет, — сказал он неуверенно.
— Озеро есть, — быстро возразил Гургенидзе. — Не вода — хрусталь! Посмотришь — пить хочется, купаться страшно. А воздух! Сладкий, как молодое вино, клянусь!
— Кислятина это ваше молодое вино, — сказал Сиверов.
— Зачем обижаешь? Сначала пробуй, потом говори! Ты такого вина в жизни не пил! И не выпьешь, если Арчил тебя не угостит.
— Да? — с сомнением обронил Глеб. Он действительно не знал, как поступить.
— Ты же сам мечтал о заброшенном маяке, — напомнила Ирина. Она была очарована Арчилом Гургенидзе и обрадовалась возможности побольше разузнать о прошлом своего мужа. Впрочем, Глеба это не слишком шокировало: в том, что Арчил мог бы рассказать о нем Ирине, не было ничего постыдного или секретного. «Засекреченная» жизнь Слепого началась уже после того, как душманская граната разлучила лейтенанта Сиверова и сержанта Гургенидзе — как им обоим тогда казалось, навеки.
— Ладно, — сказал он. — Считай, что договорились. Только учти, джигит: если ты опять начнешь вокруг меня хороводы водить, ноги моей там не будет в течение часа.
