Вострецов поморгал на него глазами. Все-таки были вещи, к которым он никак не мог привыкнуть.
— Ты это серьезно?
— В окно посмотри, — посоветовал Становой. — Это, по-твоему, шутка?
Дмитрий Алексеевич автоматически повернул голову и посмотрел в окно. За тройным поляризованным стеклом висела серая муть, в которой почти без остатка тонули очертания дома напротив.
Становой встал и одернул китель, сидевший на нем с непринужденным изяществом. Уже дойдя до дверей, он остановился, обернулся, сделал два быстрых шага назад и сказал:
— Что-то давно наводнения не было. Тебе не кажется, что назревает нечто в этом роде? У меня предчувствие… А у тебя?
Дмитрий Алексеевич испытал острое желание трусливо закрыть глаза и для надежности еще заслонить их рукой. Вместо этого он лишь покачал головой и спросил:
— Мне готовиться?
— Не сейчас, — послышалось в ответ.
— Сейчас — вряд ли. Обстановка не та. Жарко, сухо… Откуда ему взяться, наводнению? Это, так сказать, долгосрочный прогноз. А что касается ближайшей перспективы, то, на мой взгляд, очень вероятно какое-нибудь несчастье в горах — лавина, сель, сход какого-нибудь ледника… Лично мне так кажется.
Вострецов подавил мученический стон и выдавил из себя некое подобие улыбки.
— Тебе бы аналитическим отделом заведовать, — сказал он. — Или бюро прогнозов. Цены бы тебе не было.
— Согласен, — ответил Становой. — Но ты же знаешь, я — человек действия. Не могу я штаны в кабинете просиживать.
— В кабинете — не на нарах, — не удержался Дмитрий Алексеевич.
Становой вдруг поугрюмел, как-то сгорбился, потемнел лицом и, неприятно дернув ртом, глухо произнес:
— Про нары я знаю как-нибудь побольше твоего. На этот счет ты можешь быть спокоен: я туда больше не пойду. Сам не пойду и тебя не пущу, толстяк.
Он ушел, а Дмитрий Алексеевич остался гадать, скрывалась ли в последних словах Станового холодная угроза, или ему только почудилось.
***
— Ты прямо как джинн из арабской сказки, — сказала Ирина.
Присев на изъеденный ветром и солеными брызгами обломок скалы, она вытянула уставшие ноги и запрокинула голову, подставляя лицо теплым лучам вечернего солнца — уже не обжигающим, мягким. Волосы тяжелой темной волной рассыпались по ее плечам, закатные лучи придали ее коже красивый бронзовый оттенок.
Глеб наклонился, подобрал плоский камешек и, изогнувшись, запустил его в море почти параллельно поверхности. Камешек запрыгал по воде с отчетливыми шлепками и зарылся в ленивую прозрачную волну.
