"Ну вот, – с горькой иронией подумал Глеб, медленно, как капля по наклонной плоскости, скользя в сторону островка молодых сосенок, в котором, по его расчету, должен был засесть Шуляк. – Стоит включить телевизор, как журналисты начинают жаловаться, что в них стреляют.
Последнее это дело – стрелять в журналистов. А теперь вот и я туда же. Только я же не виноват, что журналистика для Шуляка – всего-навсего прикрытие, которым он к тому же пользуется довольно небрежно".
Он прошел в нескольких шагах за спиной у высокого бородача в пятнистом бушлате и пограничной широкополой панаме, который, положив стволы ружья на развилку старой облетевшей березы, внимательно смотрел прямо перед собой. Глеб усмехнулся: что-что, а радость удачного выстрела кому-то из приятелей Шуляка была сегодня гарантирована. Об этом по просьбе Глеба позаботился полковник Малахов – не лично, конечно же, а через одного из своих сотрудников, который наверняка был сильно смущен и заинтригован полученным заданием.
Миновав бородатого стрелка, Глеб пригнулся еще ниже, стелясь над самой землей. Вскоре он увидел Шуляка.
Заняв удобную огневую позицию, Глеб стал разглядывать журналиста, не в силах избавиться от мысли, что является последним, кто видит этого человека живым.
Шуляк сосредоточенно жевал резинку, небрежно держа под мышкой дорогую вертикалку с ложей красного дерева, покрытой затейливой резьбой. Вороненые стволы тускло поблескивали на неярком утреннем солнце. Мелковатая нижняя челюсть журналиста размеренно двигалась, отчего бледное лицо с редкими вислыми усами ходило ходуном. Серо-голубые глаза за стеклами сильных очков были внимательно сощурены, а вязаная лыжная шапочка сдвинута далеко на затылок, обнажив могучий выпуклый лоб и слипшиеся от пота жидкие пряди белесых волос. На нем была не новая, сильно потертая на швах, но когда-то, несомненно, очень дорогая кожаная куртка, криво перетянутая в поясе тяжелым патронташем. Рядом с патронташем болтался огромный охотничий нож в тисненых кожаных ножнах – естественно, тот самый, которым Шуляк на фотографии отсекал хвост мертвому волку. Слепой подобрался к нему почти вплотную и снова залег, не издав ни единого звука. Мишень была на загляденье, и Глеб даже заскучал: этих горе-охотников можно было передушить одного за другим голыми руками, и ни один из них ничего не заподозрил бы.
Теперь оставалось только ждать. У охотников наверняка был свой сценарий, но Глеб знал, что события пойдут по плану, намеченному им совместно с полковником Малаховым, – просто потому, что в его плане не было места случайностям.
