– Слушаю, – устало произнес он.
– Сереженька, что случилось? – едва не вопила жена. – Куда ты пропал?
– Ничего не случилось. Как вы, как дочь?
– У нас все хорошо, – ответила жена. – Скажи, пожалуйста, ты поужинал? В холодильнике салат…
– Спасибо, я видел.
– Ты чего-то недоговариваешь, у тебя неприятности?
– Нет, теперь у меня все хорошо, – глухим отстраненным голосом произнес Комов.
– Ты меня обманываешь.
– Нет, не обманываю, у меня все хорошо, и я хочу спать. Я очень устал.
– Ложись, спокойной ночи.
– И вам спокойной ночи. Вы и завтра будете на даче?
Жена не сразу сообразила, какой ответ устроит мужа, боялась ошибиться.
– Да, мы остаемся, – наконец сказала она.
– Вот и хорошо, – Комов отключил телефон.
Уйму времени истратил Глеб Сиверов на изучение четырех тетрадей, взятых из квартиры академика Смоленского. Он читал и удивлялся: подобной педантичности Глеб никогда прежде не встречал. Каждый шаг, каждый разговор, каждую мысль академик записывал тщательно и самым подробным образом: с кем и где встретился, что видел, какое впечатление осталось от разговора.
"…академик С, говорит сбивчиво и путано, он уже в маразме. Разговаривал с ним минут десять, он уже ни на что не способен…
…доктор наук Б. В, умница, светлая голова, напоминает меня в молодости. Ничего, скоро и с ним произойдет то, что со мной. Он одумается. Наталкивать и подсказывать нет смысла, человек сам должен прийти к этой мысли…
…погода скверная, болит поясница. Чертов радикулит, как он мне надоел! Вера была сегодня невероятно заботлива, мне повезло в жизни, что я встретил именно ее. Если бы не она, то неизвестно, что бы со мной произошло. Дай Бог ей здоровья…
…поднялся утром. Настроение скверное. Что принесет сегодняшний день? Р. назначил встречу, говорить с ним не хочется, но придется. Р. на встречу никогда не опаздывает…"
Следующая дата, следующий день…
По ним можно восстановить каждый шаг академика Смоленского. Провалов в записях почти не встречалось, очень много пометок касалось научной деятельности. Глебу, как ни старался понять, о чем идет речь, не удавалось вникнуть в тонкости, уж слишком наукообразным языком с большим количеством терминов изъяснялся академик. Глебу стало понятно уже после первых пяти страниц, что записи, которые вел академик, предназначались лишь для него самого. Полных имен и фамилий практически не встречалось, в подавляющем большинстве случаев Смоленский пользовался заглавными буквами или кличками, понятными лишь ему самому.
