– Ты это брось, Викентий, ни за чью репутацию ты не волнуешься. Ты за свою шкуру боишься, за свой бизнес. Но учти, Викентий, ты об этой кассете ничего не знаешь.
– Тебе чайку, Сережа, попить надо, успокоиться. А то ты весь взъерошенный, весь на нервах. И за руль в таком виде лучше не садиться, еще убьешься.
– Не дождетесь.
Глядя в аквариум, Смехов понял, что, разбейся сейчас его бывший ученик на машине, это станет лучшим выходом, единственно удобным и единственно выгодным для всех. От этой крамольной мысли он слегка порозовел и даже засмущался.
Комов выпил еще граммов сто водки и почувствовал, что ему нехорошо. В голове помутилось, выпитое толчками подходило к горлу. Он едва сдержался, зажал рот руками и бросился в ванную комнату. Викентий Федорович прислушивался к шуму воды, к хрипам и стонам своего бывшего ученика.
Наконец Комов вернулся. Он был бледен, лицо мокрое, глаза абсолютно стеклянные и неподвижные.
– Нехорошо тебе, Сереженька? Я же говорил, лучше чайку попей.
– Ничего ты не говорил, пидор старый. Подавай свой чай.
– Сию минуту, все будет готово.
Электрочайник нагрелся в считанные минуты, и Викентий Федорович принес большую чашку круто заваренного чая.
– Попей, дорогой, тебе станет сразу легче.
– Не называй меня «дорогой», – прошипел Комов, беря дрожащими пальцами горячую чашку.
Та чуть не выскользнула из рук, Смехов даже отпрянул в сторону, его халат зашелестел.
– Ты, Викентий, как баба ходишь. Халат напялил, круче, чем у турецкого падишаха. За версту видать, что ты гомик.
– Нравится мне так одеваться, и тебе нравится, когда он на мне. Шелк, знаешь ли, Сереженька, тело ласкает, приятно чувствовать его на себе, и никакой аллергии не вызывает.
– Тут надо думать, как шкуру спасать, а ты про аллергию задвигаешь.
– Думать-то оно, конечно, надо, – Смехов уселся в глубокое кресло, – но и трагедии я пока не вижу.
Прежде вид хозяина квартиры не вызывал у Комова отвращения и позывов рвоты. Смехов казался ему хоть и старым, но соблазнительным. Теперь же полковник прозрел, посмотрел на него глазами настоящего мужчины – зрелище отвратительное: гладенький, холеный мужчина в годах, с бритыми ногами, глаза бегают, пальцы тонкие, абсолютно женские, на руках маникюр, на ногах педикюр. Настоящий извращенец.
«А я чем лучше?» – мысленно задал себе вопрос Комов.
– И я не лучше, – произнес он вслух.
– Ты о чем, Сережа?
– Все о том же, – делая глоток горячего чая, пробурчал полковник ФСБ, – все о том же, Викентий. Если меня накрыли, то и до тебя доберутся, и некому будет тебя прикрыть, отмазать.
