Отец, громадный, с длинной бородой, суров был, а порой и жесток. Улыбкой радовал редко. Да и щедростью не отличался. Правда, однажды он нас удивил. Пришел как-то из большой деревни Шувары после удачного базара и на диво всей семье вынул из мешка новенькие сапоги, протянул мне:
- Бери, Иван, гляди, как блестят. Да смотри не забывай, что мы народ - для лаптей рожденный.
Сапоги были большие, на вырост. Надевал я их только летом, в праздники, да и то когда в церковь шел. А находилась церковь в деревне Ногаево, в четырех километрах от Высокого. Как и все односельчане, из дому выходил босиком, перекинув сапоги через плечо Лишь в Ногаево вытирал начисто ноги, надевал отцовский подарок и в церкви уже стоял обутым. Но только служба кончится, выйду на воздух, сниму сапоги, за ушки свяжу их, переброшу через плечо и снова домой босиком. Поэтому и много позже, когда я был уже взрослым парнем и вот-вот ждал призыва на военную службу, сапоги лежали в сундуке все еще как новые.
Наша деревня на всю округу "славилась" своей темнотой. Недаром про нас говорили: "В Высоком неграмотных больше, чем населения". В этой горькой шутке заключалась и моя трагедия. Бывало, только скажешь, что хочу учиться, отец в ответ:
- Ишь чего задумал! В поле ученые ни к чему. Без них, крюцоцников, обойдемся (так в деревне называли грамотеев, выговаривая "ц" вместо "ч").
Работать приходилось от зари до зари. Не по летам рано огрубели мои руки. Казалось, вложи в пальцы карандаш - не удержат. И все же велика была тяга к знаниям. Не раз говорил об этом матери. Она меня понимала, поддерживала, но помочь ничем не могла. Только ласково так посмотрит, потреплет волосы и скажет:
- Погоди, сынок, не век будем жить в темноте.
Но вот как-то пришла мать домой, а улыбка, румянец на ее лице так и играют. "С чего бы это?" - удивляюсь я. А она говорит:
- Ну, Ванюша, радость пришла к нам
- Какая?- спрашиваю.
- Школу открывают в Высоком.
Это и впрямь было приятное известие. От счастья хотелось кинуться матери на шею, крепко расцеловать ее. Но вспомнил об отце, и радость тотчас померкла.
- Не пустит тятя в школу,- говорю, а сам с мольбой гляжу в материнские глаза.
- Знаю, сынок. У отца нашего нрав крутой. Но ничего... Поговорю с ним.
И удивительное дело, отец поддался уговорам матери.
- Ладно, Иван, иди поучись маленько. Да смотри, от земли не отрывайся. Есть захочешь, книгу кусать не станешь. Не съедобна она. Мы народ простой. До учености нам дела нет.
