Она сделала шаг, потом второй и заглянула в раздевалку.
Сторож лежал на полу, подвернув под себя одну ногу и широко разбросав руки. Он был явно и безнадежно мертв. Ни о каких шутках и розыгрышах не могло быть и речи: голова старика превратилась в бесформенный красно-фиолетовый кочан, по цементному полу расползлась не правдоподобно большая лужа полусвернувшейся крови. В стороне под вешалкой валялась густо перемазанная красным железка, почти такая же, как та, что лежала у Ольги Дмитриевны в шкафу, где хранились оставшиеся от отца инструменты. Она называлась, кажется, фомкой, и именно этой фомкой, похоже, убили сторожа.
А на деревянной панели чуть выше разбитой головы Михаила Ивановича кто-то изобразил пентаграмму: пятиконечную звезду, вписанную в окружность. Только на этот раз неизвестный художник воспользовался не черной краской из аэрозольного баллончика, а подручным материалом: линии незатейливого рисунка были темно-красными и изобиловали неаккуратными потеками…
Ольга Дмитриевна покачнулась на внезапно ставших непослушными ногах и, чтобы не упасть, схватилась за ребро перегородки, свободной рукой вцепившись себе в горло. Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание и свалится прямо в эту ужасную, лаково отсвечивающую лужу рядом с уже остывшим трупом сторожа.
Она боролась с обмороком почти целую минуту, а когда немного пришла в себя, сразу же вспомнила о детях и первым делом бросила панический взгляд на часы. Было семь восемнадцать или что-то около того – точнее Ольга Дмитриевна сказать не могла, перед глазами у нее все плыло и двоилось. «Сейчас повалят», – поняла она, и немедленно, словно в ответ на ее мысли, в тамбуре бухнула входная дверь.
* * *
Валдаева сама не помнила, как очутилась в тамбуре. Перемещение это произошло с поистине волшебной быстротой: казалось, только что она стояла в раздевалке над трупом сторожа, борясь с подступающим обмороком, а в следующее мгновение ее уже вынесло в тамбур, где в полумраке топталась какая-то смутно знакомая фигура. Ольга Дмитриевна вцепилась в эту фигуру обеими руками, с неожиданной для себя самой силой и напористостью вытолкала ее вон и с облегчением привалилась лопатками к входной двери, разбросав руки в стороны и намертво преградив дорогу туда, где лежал труп.
– Назад! – каким-то не своим, разом севшим на пол-октавы голосом каркнула она и для верности выставила перед собой руку ладонью вперед. Рука у нее сильно дрожала. – Назад! Туда нельзя!
