«Смыться бы отсюда хоть на время, – подумал Якубовский, украдкой наблюдая за Варварой из-под полуопущенных век. – В отпуск бы уехать, к морю… Или хотя бы лечь в больницу. С сердечным приступом, например. Чтобы лежать на спине, смотря в белый потолок, и чтобы беспокоиться было строжайше противопоказано. Идея. Меняю журналиста Белкину на инфаркт миокарда. Можно даже на два инфаркта. На три – это уже многовато, а два будут в самый раз.»
Бледная от злости Варвара резким жестом выхватила из принадлежавшей главному редактору пачки третью по счету сигарету, небрежно, по-мужски сунула ее в угол густо накрашенных губ и принялась чиркать колесиком зажигалки. Онемевшие от ярости пальцы слушались ее плохо, зажигалка никак не желала срабатывать. Варвара раздраженно брякнула ее на стол и выжидательно уставилась на редактора.
Якубовский длинно вздохнул, вынул свою зажигалку и дал Варваре прикурить. После этого он поднялся, кряхтя, обошел стол, позвенел ключами, открыл сейф, вынул оттуда початую бутылку коньяка и сделал в сторону Варвары приглашающий жест бутылочным горлышком. Белкина сидела к нему спиной, прямая, как палка, и курила глубокими нервными затяжками, так что жест Якова Павловича остался незамеченным. Тогда Якубовский энергично встряхнул бутылку, заставив коньяк аппетитно булькнуть.
– Не буду я с вами пить, – не поворачивая головы, непримиримо сказала Варвара. – Вы меня не любите, я вас ненавижу – чего добро понапрасну переводить?
– Так уж и понапрасну, – миролюбиво сказал Яков Павлович.
– Конечно! – с вызовом ответила Варвара. – Я вам не алкаш. Я, во-первых, женщина, а во-вторых, журналист. Как женщина я могу выпить с симпатичным мне мужчиной, чтобы легче было затащить его в койку и чтобы он при этом поверил, будто не я его, а он меня снял. А как журналист я пью либо с теми, кто дает мне информацию, либо с теми, кто ее у меня покупает и печатает. Спать я с вами не собираюсь – не в коня корм, печатать вы меня не хотите… Какого же дьявола я потащусь через полгорода домой в пьяном виде? Еще в вытрезвитель заберут.
– Ну вот, – со вздохом сказал Якубовский, ставя на стол бутылку и блюдечко с подсохшим лимоном. – Опять ты за свое… Пойми, Варвара, я не могу это напечатать. Просто не могу. Физически. При всем моем к тебе уважении – не могу! И потом, это уже просто неактуально. Три месяца прошло, про Гаспарова твоего все давно забыли, даже дело о его смерти, насколько мне известно, закрыто. Информация о перестрелке прошла по всем СМИ, так какой смысл махать кулаками после драки?
