Полина подняла на бледного человека изумленные глаза:
- Вы полагаете, что не нас ограбили, а мы ограбили себя?!
Прутков пожал плечами:
- В данный момент можно оперировать лишь фактами. А версий может быть множество. Реальных же две - вас подставили, обобрав до нитки, или вы сами инсценировали ограбление. Тривиальная схема, стара как мир и чрезвычайно популярна в нынешней ситуации... Будем работать, Полина Андреевна. Разберемся...
- Простите... У вас есть предположение о месте нахождения Сарычева? Я очень беспокоюсь...
- Могу сказать, что в сводках по моргам, больницам и аэропортам это имя в настоящий момент не фигурирует. Подчеркиваю, это имя, ведь ваш жених мог изменить документы. И, заметьте, в настоящий момент. Это значит, что в любую минуту мы можем получить сигнал.
- Спасибо... - Полину ошарашило упоминание моргов и больниц, а также заявление об обыске.
- Мне надо быть дома?
- Это же не ваша жилплощадь? Вы не являетесь юридической совладелицей?
- Там есть мои вещи, одежда, обувь... Но я хотела бы...
- Не беспокойтесь, ничего из ценных вещей не пропадет. В таких случаях неукоснительно соблюдаются необходимые формальности...
- Понятно. - Полина с сочувствием взглянула на следователя, ощутив мучившие его усталость и неприязнь ко всему этому делу и к ней лично - то ли глупенькой любовнице, то ли сообщнице зарвавшегося афериста.
- Я могу воспользоваться своей машиной? Вернее, это автомобиль отца, но он инвалид и я вожу по доверенности.
- Вчера ночью вы ездили за город на этой машине?
- Да. И оставила её на стоянке в переулке вон у того сквера. Домой меня отвезли на служебной "Волге".
- Возражений к пользованию автомобилем на сегодняшний день у меня нет. Но вы понимаете, возможна конфискация всего имущества. Так что постарайтесь не попадать в дорожные происшествия. И не пересекать линию окружной. Захлопнув блокнот, Прутков ещё раз оглядел роскошный кабинет дирекции. Он наверняка знал цену подвесных потолков высшего качества, компьютеров, техники, и мог прикинуть капиталовложения, угроханные "Ониксом" на экипировку офиса. Во взгляде карих глаз отчетливо светились ирония и печаль прощального торжества. С таким чувством следили, наверно, пролетарии за национализацией капиталистической собственности.
Полина почувствовала жалость ко всем, кто толпился сейчас в этой комнате - к бывшим хозяевам и к тем, кто явился установить правопорядок, к себе и к бледному следователю. Если кто-то и был виноват в мучительной неразберихе нового жития, то не эти люди. Увы, - все они - актеры в огромном, дьявольски срежиссированном спектакле. Она устало кивнула:
