Полина побрела в совмещенный санузел, но никакого желания "кайфовать" в этой душной конуре, вопиюще некомфортабельной по сравнению с её московской ванной, не обнаружила. По-вагонному умылась, думая о том, что этот дом навсегда стал чужим, как и девчонка, закрывавшаяся в своей комнате с плейером или "магическими" книгами. "Переходный возраст", - определила свое тогдашнее состояние Полина. - "Дурь, комплексы неполноценности в сочетании с упрямством и навязчивым чувством собственного превосходства...".
Обойдя комнату, она взяла фотографию отца. Такой открытой, широкой улыбки на его лице она давно не видела. Любительское черно-белое фото, резкие светотени деревенского сада, и сильный человек под яблонями. Когда-то он посадил их сам, сам сделал свою жизнь, и старался, как мог, украшать её близким людям, не забывая о долге перед всем прогрессивным человечеством. Андрей Дмитриевич - положительный герой советской мифологии, человек-легенда, созданный воображением творцов соцреализма. Генерал Ласточкин - дорогой, любимый, невероятно любимый папка...
Полина положила фотографию в сумочку и вздрогнула от звонка в дверь.
- Открой. Поговорить надо, - пробасил Вадим. Она нехотя впустила его в переднюю. - Может, кофе напоишь? - Не дождавшись приглашения он прошел на кухню.
- Если найду. - Полина полезла в шкаф. - Вот, растворимый.
Вскипятив чайник и налив кипяток в большую чашку, она села за стол.
- Слушаю.
- Помнишь еще, что я эту чашку любил... - Засопел Вадим. - Я тоже все помню. даже про кактус. Он жив. Хоть и подморозился прошлой зимой. Целая ветка как ледяной огурец была. В окно сильно несло.
- Я не очень люблю кактусы.
- А я не пишу диссертацию... И жена от меня ушла. Вернее, мы расстались по обоюдному согласию. Понимаешь... У меня наследственность гнилая: вся деревня - силачи, смельчаки и алкаши. До седьмого колена.
- Но ведь твои родители спиртным не увлекаются, - заметила Полина, думая о другом: нарушить или нет просьбу Глеба. Просьбу или приказ? Почему, собственно, он так настойчиво убеждал её переночевать в Зареченске?
- Ай! Родители тут ни при чем. - Вадим махнул рукой, едва не перевернув чашку. Он был заметно под хмельком. - Наверно, через поколение переходит.
- Вот что. Я спать хочу. У меня своя жизнь, устроенная, благополучная. Порадуйся за меня. А я за тебя порадуюсь, когда ты из этого дерьма выберешься и семью свою восстановишь. Двое детей не шутка.
- Ладно, доктор. В проповедях не нуждаюсь, - покачнувшись, Вадим поднялся. - Мне ничего от тебя не надо. Хочу, чтобы ты знала, - я не дубина, не сволочь. Ты это накрепко запомни. Если что не так, свистни. Телефон не забыла? Вот... - Он стоял, чуть не подпирая богатырскими плечами дверной проем. Полину пронизывала жалость. Не надо обладать особенными способностями, чтобы понять - человеку плохо. И катится он вниз, за что ни уцепится, удержаться не может.
