Паганини почувствовал, что он никогда не будет в состоянии преодолеть глухое и тайное враждебное сопротивление этих своих "ливорнских друзей"
Наконец, его вниманию было предложено коллективное заявление оркестра, говорящее о том, что только на условиях вполне определенного - и, как увидел Паганини, совершенно непосильного для него - гонорара ливорнский оркестр соглашается брать на себя устройство следующих концертов. Ему было заявлено, что оркестр в Ливорно обычно насчитывает в своем составе сто двадцать человек, а к следующему выступлению должен быть увеличен на сорок семь единиц. На этом Паганини перебил их и сказал, что он подумает, прежде чем дать согласие, но во всяком случае ему самому лучше известно, какой состав оркестра нужен для следующих концертов
С любезными фразами и приятными улыбками скрипачи откланялись.
Ответного визита Паганини не сделал. Он не вступил с жизнью в сделку. Ньекко, Паер, Гиретти всегда внушали ему преклонение перед высоким авторитетом искусства, свободного от расчетов. этому помогала молодость.
И вот люди, никогда особенно не интересовавшиеся делами церкви, сделались чрезвычайно благочестивыми.
Паганини ничего об этом не знал. Он не замечал шуршания двуногих крыс в соседних номерах гостиницы "Черного коня", он ни чувствовал, что воздух отравлен клеветой и завистью, он не видел, что десятки глаз следят за каждым его шагом из-под портьер, из-за занавесок, сквозь стекла окон.
Гаррис сделал доклад своему патрону о судьбе Паганини. Афиши возвестили о трех концертах подряд.
Но первый концерт не смог состояться из-за того, что в этот день были объявлены похороны супруги ливорнского префекта.
На следующий день, когда Паганини вместе с Гаррисом подъехал к театру, он застал дверь запертой. Огромная афиша уведомляла публику, что концерты, назначенные на последующие дни, отменяются.
- Кто это сделал? - воскликнул Паганини.
Гаррис пожимал плечами.
Не добившись нигде толку, Паганини вернулся в гостиницу Через час приехал Гаррис. Его удивлению не было границ.
Разводя руками, он вбежал по лестнице и молча вручил Паганини письмо. Письмо было от имени самого Паганини, он заявлял, что по болезни не будет давать концертов и собирается уехать из Ливорно. Письмо было адресовано на имя капельмейстера ливорнского театра, синьора Бальди, и подписано со всей изысканностью обращения самим синьором Никколо Паганини.
- Я теряюсь в догадках,-сказал, наконец, Гаррис,- с кем вы поссорились.
