Я стараюсь не смотреть на него. Он слишком близко. В ноздри забивается аромат мужских духов и его даже не перебивает запах сосновой смолы, витающий в воздухе.
Отворачиваюсь к окну. Мимо проносятся вековые стволы хвойных деревьев вперемешку с молодой порослью березы, густые кустарники. В глазах рябит от всевозможных оттенков зеленого.
– Я хочу вернуться домой. С Ильей, – собираю волю в кулак и заявляю твердо. – Я не откажусь от своего ребенка. Можете угрожать, пугать расправой, можете даже действовать. Мне уже все равно. Я устала накручивать сама себя. Я. Не. Могу. Просто не могу бросить своего ребенка. Пусть даже и уверена, что за ним будет достойный присмотр.
На некоторое время в машине повисает пауза. Герман молчит, обдумывая услышанное, а у меня в горле встает колючий ком.
– Тебе или Илье здесь плохо? – все-таки нарушает молчание он.
– Не в этом дело, Герман, пойми! – Сомнения, страхи, боль лавиной захлестывают меня, вынуждая озвучить все вслух: – Это бесполезно, понимаешь? Ты можешь держать меня в своем доме сколько угодно. Уговаривать, шантажировать – это не поможет! Я не изменю своего решения. Я слишком люблю Илюшу. Изначально, когда я шла на такой шаг, я готова была отказаться при родах от ребенка. Я верила, что у людей проблемы со здоровьем и таким образом я могу помочь. Настоящим любящим родителям! – Беру несколько секунд передышки, пропуская самый болезненный момент, и продолжаю: – Я не бросила ребенка в роддоме, как мне советовали. Да, мне было тяжело, я была в отчаянии, на грани, – я уже рассказывала о своей ситуации, – но мне даже в голову не приходило подобного! Я полюбила Илюшу как родного. Больше всего на свете. Стала жить им, дышать, просыпаться с мыслями о нем, чего-то добиваться ради него. И как, скажи на милость, теперь, когда я не представляю своего существования без сына, я могу его отдать?! Как какую-то вещь, которая вдруг, по прошествии почти двух лет, стала нужна вспомнившим о ней папе и маме!? – Длинные мужские пальцы настолько крепко сжимаются на рулевом колесе, что под кожей белеют костяшки. Я прикрываю на мгновение глаза и подвожу итог: – У меня нет других ценностей в жизни, кроме Ильи. Мне терять нечего. Поэтому…
Герман сводит брови над переносицей, но перебивать не спешит. И, как ни странно, даже не спорит.
– Я тебя понял. Но давай пока отложим эту тему? – отвечает он только тогда, когда убеждается, что я закончила. – Обстоятельства изменились, и обещать тебе что-то сейчас я не рискну. Но! – Крутой поворот дороги и внезапная встречка отвлекают его от разговора. Он выравнивает машину и только тогда продолжает: – Я не зверь и не безответственный человек, Соня. Что бы ты там себе ни придумала. У меня нет цели разлучить тебя с ребенком.
