— Амали, тебя не раздражают насмешки других? — Тетлери, стремительно подойдя к той вплотную, захлопнула дверь. — Разве тебе не обидно быть самой слабой на своем курсе, не говоря о факультете? Неужели тебя устраивает быть самой худшей? Ведь тебя за это и не любят.
— К насмешкам я привыкла, — холодно ответила Вальзард. — А остальное меня больше не заботит.
— Больше не заботит? — удивленно переспросила та. — Значит, в прошлом у тебя уже было что-то подобное, что ты так равнодушна?
— Прости, но вас это не должно касаться, — Амали мельком взглянула на дверную ручку, за которую держалась. — Тебе пора, до завтра! — металл раскалился докрасна только от прикосновения.
— В полночь еще будет праздник, — Шарьяна тоже посмотрела на ручку и неосознанно шагнула назад. — Это я тебя так разозлила, да? — удивленно и виновато спросила она.
— Ну… Отчасти, — растерявшись, неловко ответила Амали, спрятав руку за спину. — Я просто…
— Прости, я не думала, что ты так разозлишься, — Тетлери поторопилась выйти, но боялась обжечься, поэтому суетилась у порога.
— Это ты прости, — Вальзард помогла открыть дверь.
— Спасибо, — быстро произнесла Тетлери, перед тем, как выскочить в коридор. — Надеюсь, что ты придешь на праздник. Мы будем ждать, — с улыбкой сказала она и поспешила уйти.
— Шарьяна! — пару секунд растерянно глядя вслед, окликнула Амали, на что та тут же обернулась. — Дайте мне время, и все изменится.
— Хорошо, — ответила девушка и исчезла в темном коридоре.
Вальзард задумчиво посмотрела в пустоту и, закрыв дверь, села на кровать, погрузившись в размышления.
— Ты собираешься все им рассказать?! — знакомый детский голос раздался со стороны камина.
— Когда-нибудь это нужно будет сделать, — ответила Амали, глядя на рыжую девочку, освещенную огнем.
— Ты еще даже не готова силу принять, а уже хочешь все рассказать, — съязвила та.
— Я так понимаю, что ты уже согласна, да? — с довольством спросил старик, сидящий на стуле.
— А у меня разве был выбор? — удивилась Амали.
Дедушка и девочка расхохотались и исчезли так же неожиданно, как и появились здесь.
Из коридора послышались отдаленные голоса: студенты шли в общий зал на праздник. На этом факультете очень многое отличалось от того, что было до этого. Никаких оповещений об отбое, нет запретов на временные ограничения, отсутствие строгих и обязательных правил, написанных на пергаменте, оставленном в прикроватной тумбочке в комнате каждого студента… Только обязательное ношение оружия и безукоризненное подчинение всему, что говорят профессора. Казалось, что здесь все учащиеся практически свободные, но именно последние два факта наравне с обустройством помещений и отсутствием окон создавало ощущение тюремного заключения. Каждый студент, как и говорила Тетлери, имел своих скелетов в шкафу, причем некоторые в буквальном смысле.
